Эти господа - страница 6
На платформе старший проводник вынул из жилетного кармана серебряные часы, открыл крышку, посмотрел и, поднеся костяной свисток к губам, засвистел. Паровозик загудел. Проводник, держа свисток в зубах, поднял фонарь, помахал, и, фыркнув, паровозик толкнулся вперед. Вагоны уперлись, напружинились, рванулись, и бутылка со свечой покачнулась.
— Поехали! — проговорил человек, испуганно обхватив бутылку руками. — Закон инерции! — и, сняв соломенную шляпу, перекрестился.
Теперь открылось его лицо: безобразны были западающие глаза, выступающие бровные дуги, придавленный, с широкими крыльями нос, выпуклый рот с нижней выпяченной губой, в правом углу которой желтел сточившийся клык. Нелепы были щеки, испещренные кровяными жилками, уши, оттопыренные сверху и обросшие у мочек рыжими волосиками, раздвоенный тупой подбородок, и шея — красная и такая короткая, что, казалось, низколобая рыжая голова сидит прямо на туловище. Человек был в суконном зеленом плаще, широко развернутые плечи распирали плащ, а из-под плаща выглядывали трубоподобные ноги в разношенных сандалиях. Когда человек крестился, свеча осветила его толстые короткие пальцы с приплюснутыми подушечками и глубоко обкусанными ногтями.
— Негодный вагон! — сказал рыжий человек, надевая панаму. — Екатерининская дорога с исторических времен не щадит пассажира!
— Я люблю пульмановские вагоны! — заявила женщина, с любопытством разглядывая человека.
— Но мы едем не в бесподобный Париж, а в паршивую Евпаторию! — воскликнул Канфель, чувствуя, что пол скрипит и ходят у него под ногами. — Париж и Евпатория — стрекоза и муравей!
— Извините! — обратился рыжий человек к Канфелю. — Непростительно так творить о Евпатории! Вот вы назвали бесподобным город Париж, а в чем же проявляется его бесподобие? Жил в нем известный Наполеон Бонапарт, который погиб в глубоких снегах нашей России. Существовала в нем известная Бастилия, которую сокрушил свой же народ. Еще что? — спросил человек и указательным пальцем погладил подстриженный рыжий ус. — Мадам Помпадур. Робеспьеры. Мараты. Этого добра мы и у себя видели!
— Замечательно! — пришла в восторг женщина и перестала есть шоколадные лепешки.
— Скажу заранее: я — Перешивкин! — с достоинством представился рыжий человек. — Половину своей жизни я провел в Евпатории, и, по чистой совести, нет другого города, который имел бы столько достоинств! — с жаром произнес он, и голос его на мгновенье пропал в гуде паровозика. — Во-первых, наша Евпатория на много лет старше Парижа. Она основана во втором веке новой эры полководцем Понтийского царя Митридита Шестого Евпатором. Это у нас каждый школьник знает! Во-вторых, еще в средние века Евпатория славилась богатствами природы, например, добычей соли. Не только Россия ела нашу соль, бесподобный Париж тоже не мало откушал ее! А когда парижане решили завоевать соляные добычи, наша Евпатория насыпала им соли на хвост! — воскликнул Перешивкин, комкая плащ. — В-третьих, Евпатория имела городского голову, господина Дувана. Этот человек был вторым Петром Великим. Он купил через Санкт-Петербург казенный пустырь, который находился между старой Евпаторией и дачами. Купил он его за десять тысяч, а участки продал за двести. Об этом даже в «Русском Слове» писали! На эту прибыль построены общеполезные и богоугодные заведения, а на бывшем пустыре вырос новый город с красивыми зданиями. Они до сего дня украшают Евпаторию. Возьмем хотя бы «Пале-Рояль» генерала Бондарева. Конечно, теперь «Пале-Рояль» советский, а раньше в него простонародье и евреев не пускали! — Перешивкин вздохнул и быстро произнес: — В-четвертых, Евпатория имеет первый пляж в мире!
— Первый пляж в Ницце, второй в Биаррице, а третий в Евпатории, — перебила его женщина. — Это в заграничном путеводителе сказано!
— Эх, сударыня! — с упреком воскликнул Перешивкин. — Да станет заграница расхваливать русские пляжи! Вот вы покупаетесь у нас, посмотрите, какой песок! Мелкий! Бархатный! На полверсты море по щиколотку!
— Первый пляж — так первый! — сказал Канфель. поглаживая под шалью руку женщины. — Жарьте, в-пятых!