Этика Нового Завета - страница 44

Вместе с тем послание явно предполагает наличие в общине христиан богатых и не требует от них отказаться от имущества. Автор заповедует Тимофею убеждать их правильно распоряжаться своим богатством и проявлять щедрость.

Что касается тех, кто в нынешнем веке богат, увещевай их не быть высокомерными, и уповать не на неверное богатство, а на Бога, дающего нам все для наслаждения. Пусть делают доброе, богатеют добрыми делами, будут щедрыми и готовыми делиться, тем самым собирая себе сокровище доброго основания для будущего, чтобы достигнуть жизни, которая действительно есть жизнь (6:17-19).

Этот умеренный совет соответствует общей тенденции послания принимать статус-кво той социальной реальности мира, в которой оказалась Церковь. (Ср. 1 Кор 7:17-24.)

Подведем итоги. Какое развитие претерпевает паулинистская этическая традиция в Первом послании к Тимофею? Как и в Послании к Ефесянам, мы видим некоторое уменьшение эсхатологического напряжения. Автор местами упоминает об эсхатологическом суде и надежде, но эти аллюзии не играют почти никакой прямой роли в этической аргументации. Смерть Иисуса включена в исповедание, но опять-таки не играет заметной роли в формулировке этических норм. Преемство с другими Павловыми посланиями ярче выражено в сильном упоре на нравственное формирование общины. Но даже здесь акценты сдвигаются: хотя автор Первого послания к Тимофею ревностно формулирует нормы для общины, благополучие общины почти не фигурирует при этической аргументации в качестве основания (в отличие, например, от 1 Кор).

Собственно говоря, и этической аргументации почти нет. Автор предполагает, что нравственные нормы читателям известны из предания, и практически не пытается дать им богословское обоснование. Здесь мы видим самое глубокое различие между этим посланием и аутентичными посланиями Павла. Павел постоянно решает герменевтическую задачу: как по-новому соотнести благовестие с ситуацией в его общинах. Автор Первого послания к Тимофею предполагает, что эти нормы нужно просто охранять и передавать. Богословскую аргументацию он даже недолюбливает: все несогласные с официально санкционированным «здравым учением», по его мнению, обладают «болезненным стремлением к спорам и словопрениям» (1 Тим 6:4). Трудно представить, чтобы Павел подобным образом отмахнулся от богословских споров. Или это пишет апостол разочарованный,  угасший?

Вероятнее всего, Первое послание к Тимофею отражает рецепцию Павлова наследия вторым поколением христиан. Автор считает, что фундаментальные богословские и этические проблемы уже решил великий апостол. Например, динамический союз богословия и этики, характерный для Павла, в этом послании исчезает, поскольку считается само собой разумеющимся. Послание артикулирует видение христианской общины, которая уже обрела меру институциональной и символической стабильности; автор более не выводит этических суждений из богословских посылок. Для него остается одно: хранить предание, вверенное апостолом. Результат? Автор добивается стабильности, но проигрывает в глубине и свободе. В аутентичных Павловых посланиях церкви постоянно призываются заново распознавать волю Божью под водительством Святого Духа. Здесь же таких призывов нет: воля Божья уже в достаточной мере открыта в «здравом учении».

Возможно, нравственная позиция Пастырских посланий была для Церкви конца I века неизбежна или даже необходима. Возможно, без нее просто не удалось бы достичь социальной сплоченности и выстоять перед внешним давлением. Кое-кто считает, что подобный подход необходим и Церкви конца XX века, чтобы иметь порядок в семьях в условиях все более хаотической языческой культуры[19]. Так это или нет, наличие Пастырских посланий в Новом Завете призывает Церковь задуматься не только об опасностях, но и о важности порядка в доме Божьем.

Переходя от корпуса Павловых посланий к Евангелиям, мы оказываемся перед иного рода литературой. Послания прямо излагают нравственное учение и советы, обращая их к конкретным общинам. Евангелия же просто рассказывают об Иисусе. Хотя эти рассказы написаны и тщательно выстроены евангелистами так, чтобы быть свидетелями своего времени (40-60 лет после смерти Иисуса), они не адресованы непосредственно какой-либо конкретной общине или ситуации. Вместо этого, избирая повествовательный способ подачи материала, Евангелия облекают свою Весть в форму рассказа о прошлом и тем самым делают ее актуальной для всей Церкви, когда бы и где бы она ни осознавала свое призвание - формировать себя событиями жизни и смерти Иисуса.