Это - Гана - страница 13

Так и получилось, что Гана завоевала независимость не с вождями, а помимо и часто против их воли. Народная партия, равноправие без различия племени, пола, социального происхождения, деление страны на административные области, а не на племена — все это, как и курс на индустриализацию, на образование, а также идеи социализма, получившие в Гане широкое распространение, очень и очень не понравилось вождям.

Проблема усугубляется тем, что вожди по сей день пользуются большим влиянием в стране, особенно на старшее поколение. Вся земля формально принадлежит вождям, которые от имени племени осуществляют контроль над ее использованием.

Но с развитием экономики, путей сообщения, с распространением образования власть вождей падает. И они поднимаются на борьбу со всем новым.

Нам приходилось видеть вождей. Вот они в коронах из золотых и серебряных пластин, в сандалиях с золотыми пряжками собрались на дурбар (празднество) в честь английской королевы, приехавшей в Гану с визитом. Над каждым вождем громадный зонт, каждого сопровождают советники, музыканты, танцоры и обязательный лингвист — ведь вождь не говорит непосредственно с людьми, он общается с человечеством только через лингвиста. Поэтому еще в английские времена считалось, что овладеть лингвистом — значит овладеть вождем.

Вождей сотни, и они похожи на шумных трутней. За бьющей фонтаном экзотикой, вызывающей умиление туристов, скрываются темные и ограниченные люди, которые вольно или невольно в нынешних условиях стали врагами будущего страны.

Английскую королеву вожди встретили почти с нежностью — от английских монархов они ничего плохого не видели. Это была встреча одних феодальных обломков с другими. Я не хочу обидеть английскую королеву. Она, возможно, очень милая женщина. Я говорю о ней и о вождях как представителях определенной общественной категории.

Институт вождей вымирает. Все меньше и меньше людей идет за вождями, с каждой фабричной трубой, с каждой новой книгой сужается их мир.

— Конечно, они мешают. Но что поделаешь, все-таки свои вожди.

— А вы сами из какого племени? — спрашиваю я Энгманна.

— Из аккры. Есть такое племя. Оно живет в столице.

— И у вас есть свой вождь?

— Есть. И я даже недавно с ним разговаривал. Я у него купил участок земли, на котором буду строить дом.

— И вся земля в Аккре еще принадлежит вождю?

— В Аккре несколько вождей. Но землю они растеряли. Да, впрочем, какие это вожди! В городах они уже только воспоминание. В деревнях сложнее.

Над Такоради глубокая ночь. В окно холла, изредка мигая, заглядывает красный глазище маяка. Наверно, его видно далеко в океане. Снизу, из порта, доносится долгий гудок. Потом слышны тяжелые вздохи и шипение, будто громадный зверь ворочается у воды и никак не может заснуть.

Ночной сторож, громко шлепая босыми пятками, третий раз проходит по холлу, как бы напоминая нам, что уже поздно. Москитные сетки на окнах задрожали от внезапного порыва бриза. Энгманн отодвигает стакан и поднимается.

— Спокойной ночи.

ШКАФ КРАСНОГО ДЕРЕВА

Честно говоря, в моем представлении красное дерево неотделимо от старинного буфета с резными колонками и остатками саксонского сервиза за маленькими толстыми стеклами. Красное дерево. Шкаф красного дерева. У него стол красного дерева. У него вся мебель красного дерева! И вот я столкнулся с красным деревом на его родине.

— Гвозди золотыми часами заколачиваем, — мрачно сказал Смит.

Мы стояли посреди двора механических мастерских стройуправления в Такоради и смотрели, как рабочие сбивают ящики из темно розовых досок.

Мистер Смит теребит эспаньолку, потом говорит:

— Судить нас надо, как вредителей, да некому. И идет дальше, мимо нового кузова грузовика. Кузов сбит из тех же розовых досок.

— Почему так?

— А знаете ли вы, что в Европе за это красное дерево платят минимум в десять раз дороже, чем здесь? Не знаете? То-то. А что нам делать, если у нас план, если грузовики и ящики тоже нужны позарез, а присылают только красное дерево. У нас план, а им выгоднее рубить красное дерево, чем возиться с дешевыми породами…

Им — это значит лесопромышленникам.