Это - убийство? - страница 9

И когда Даггат предложил «поболтать в его уютном кабинетике», Ривелл согласился не без охоты. «Уютный кабинетик» был расположен на первом этаже главного здания школы. Обстановка была шаблонной: пылающий в камине огонь, спортивные трофеи, выцветшие репродукции известных картин на стенах, масса фотографий над камином. Тут же висел приколотый к стене перечень священников, читающих проповеди в часовне при Оукингтонской школе в этот семестр.

Ривелл заглянул в этот список.

— Ага, значит, сегодня вы исполняли свой долг?

— Да. Меня всегда приглашают к началу и концу семестра.

— Надеюсь, я не отнимаю у вас время, ведь вы готовитесь…

— Ну что вы, дорогой мой. Я всегда читаю проповедь экспромтом. Иногда я даже не знаю, о чем стану говорить, поднимаясь на кафедру… Иначе и быть не должно. Слушатели должны чувствовать, что все слова говорятся от чистого сердца, иначе вы потеряете с ними сцепку. Верно?

Ривелл отвечал уклончиво. На самом деле он все еще раздумывал о миссис Эллингтон: как и где могла она встретить своего будущего супруга, и вообще, как давно они поженились. Даггат отвлек его от этих мыслей, спросив, в какие годы Ривелл учился в Оукингтоне.

— Я учился здесь во время войны. С пятнадцатого до восемнадцатого года.

— Ага, значит, вы были слишком молоды для призыва?

— Боюсь, что так, — проронил Ривелл и добавил: — И слишком молод для тех невероятных приключений на войне, о которых вы мне рассказывали.

Видимо, что-то во взгляде Ривелла побудило Даггата направить беседу в новое русло.

— Десять лет назад! Бог ты мой! — воскликнул он. — Подумать только, что все мы состарились на столько лет! Да и в самом Оукингтоне многое изменилось. Вы же знаете, почти целиком сменились преподаватели. Думаю, вы здесь не много знакомых лиц увидели.

— Почему же, я встретил сегодня утром Лонгвелла, но он меня не знает, ибо он преподает рисование, а я не ходил на эти уроки. Лица многих людей из обслуги мне тоже знакомы… — Колин помолчал и добавил: — Как я понимаю, эта почти полная смена лиц произошла после появления нового директора?

Даггат кивнул:

— Ну да, я пришел сюда в двадцать третьем, за год до прихода нового директора. И я слышал всякие истории о том, как здесь обстояли дела раньше…

Они поговорили о разных учениках, с которыми Ривелл мог быть знаком, и когда речь зашла о Маршалле, Даггат с живостью продолжал:

— Вы ведь читали в свое время прессу?

Ривелл решил согласиться. Да, читал. Хотя и не в свое время, а только вчера.

— Очень странное дело. Неужели можно представить себе, что тяжелая металлическая штука свалится на голову мальчика именно в тот момент, когда его голова находится под нею? Нет, это Провидение, вот все, что я могу сказать. Но я повторяю в своих проповедях ученикам школы: никто не может знать, что ему суждено… Пусть мы овладели всеми науками, но все равно.

Резкий стук в дверь прервал рассуждения пастора, которые имели, впрочем, вполне предсказуемую концовку.

— Вхо-дите! — пропел Даггат хриплым тенорком.

Дверь приотворилась на несколько дюймов, и в щель кто-то пробормотал надломленным баритоном:

— Извините, Даггат, не знал, что вы заняты. Как-нибудь попозже…

Но Даггат живо вскочил:

— Нет-нет, Ламберн, не уходите! Мы тут просто болтаем. Входите и познакомьтесь с мистером Ривеллом. Он наш старый выпускник.

Гость вошел в комнату с видом полного безразличия ко всему происходящему. Это был молодой мужчина, лет тридцати с небольшим, высокий, темноглазый и темноволосый. В его повадках проскальзывала какая-то печальная небрежность. Одет он был если и не странно, то, во всяком случае, не слишком подходяще для преподавателя Оукингтона в воскресное утро. Ривелл с первого взгляда ощутил к нему симпатию.

— Мы тут толковали, — сказал Даггат, попыхивая своей вересковой трубкой, — о бедном Маршалле. Ривелл был знаком с его братом, с тем, который погиб на войне.

Ламберн чуть наклонил голову, однако не проронил ни слова.

— Должен сознаться, мне жаль последнего Маршалла, — продолжал Даггат. — Вы ведь знаете, Ривелл, Вилбрем сейчас наш школьный староста. Остался один из трех братьев. Страшное несчастье. И родители скончались. Он был в ужасном состоянии, и директор даже думал дать ему отпуск до конца семестра, да только бедняге некуда податься! Его опекун живет в Индии.