Этого забыть нельзя. Воспоминания бывшего военнопленного - страница 20
— Так вот, значит, где довелось снова встретиться…
Заремба подошел к окну, сгреб с подоконника недоеденные помидоры и присоединился к нам. У него нашлось еще кое-что: полбуханки черного хлеба крестьянской выпечки, несколько луковиц, яблоки. Всем этим его наделили женщины Симферополя во время шествия колонны пленных.
Володьке и Качурину понравился майор Заремба. Живой, общительный, остроумный, он ничем не походил на тех пленных, которые замыкались в себе, терзались своей тяжелой участью. Но мне-то понятно было, что бодрость майора показная, наигранная, на самом деле и у него душа болела не меньше, чем у всех нас.
С деловитой сосредоточенностью делили мы наши жалкие запасы продовольствия. Заремба рассказывал о последних днях Севастополя, где он служил начальником узла связи Черноморского флота. В плену он оказался при таких обстоятельствах: немецкий крупнокалиберный снаряд упал вблизи узла связи, несколько солдат и офицеров засыпало землей и, когда они откопались, то увидели рядом вражеских солдат.
— Что было в Севастополе, не могу передать, — говорил майор. — Но меня сейчас другое мучит, — продолжал он, — до каких пор, братцы мои, будем отступать? Украина, Белоруссия, Прибалтика, Кубань. Я ночами не сплю, думаю: почему, черт побери? Мы же не слабаки?
— Внезапность нападения, — пояснил Володька.
Майор Заремба махнул луковицей.
— Это для успокоения собственной совести. А где была наша разведка?
Заремба перешел на более спокойный тон:
— За неделю до начала войны у нас в Доме флота, помню, выступал лектор. Ему задали вопрос: может ли Гитлер напасть на Советский Союз? И как, вы думаете, он ответил? «Конечно, — говорит, — не исключено, мы должны быть готовы ко всяким неожиданностям, однако Гитлер теперь увяз в Европе, и основательно увяз».
Майор помолчал, разрезал яблоко на четыре дольки, затем опять заговорил:
— Я вовсе не хочу взвалить вину на кого-то. Хотя виновные, очевидно, есть, пусть судит их история. Но вот представьте, я вырвусь из этого плена и появлюсь перед своими матросами. Они меня спросят: «Как же ты, майор Заремба, дошел до жизни такой? Очутился в плену? А нам читал политинформации, к героизму призывал!..»
Заремба, Володька, Качурин и я стали сообща обдумывать план побега. Нельзя отсиживаться, ждать, что нас кто-то освободит, надо самим освобождаться. К нашей четверке присоединилось еще около двадцати товарищей. Это были, главным образом, армейские офицеры и несколько моряков-севастопольцев, людей смелых и вполне надежных.
Ночью тихо переговаривались, обсуждая детали. Умерить темперамент людей было нелегко, каждый выдвигал свои соображения насчет побега: напасть на комендатуру и вооружиться, перебить охрану, поджечь лагерь…
Кое-как мы с Зарембой отрезвили пылкие головы. Ни одно из предложений не было приемлемо. Даже если б мы удачно обезвредили охрану и завладели оружием, нас неминуемо постигла бы неудача. Симферополь наводнен вражескими войсками, улицы кишмя-кишат полицаями, их полно и в селах, на дорогах. В большинстве своем полицаи — это местные татары, часть которых пошла на службу к фашистам. До лагеря доходили слухи, что немецкие наемники беспощадно расправляются с пленными, блокировали все пути в горы. Нельзя идти на авантюру, она приведет к бесцельным жертвам.
Через несколько дней я сообщил товарищам новость, услышанную от переводчика: нас отправляют на запад. Кажется, пункт назначения — город Владимир-Волынский. Это возле границы. Дорога длинная, нам нужно держаться вместе, чтобы при распределении по группам всем попасть в один вагон. В пути дело покажет, возможно удастся бежать.
Слухи о предстоящем этапе действительно подтвердились. Немцы вывозили не весь лагерь, а лишь пленных офицеров. В последнее время участились случаи невыхода пленных на работу, побегов, саботажа. Все это, не без основания, ставилось в вину командирам и комиссарам.
Мы готовились в путь. Как было условлено, Володька стащил в рабочей команде небольшую пилу. Он искусно спрятал ее в шов своей шинели. Показал мне и Зарембе:
— Как думаете, фриц не обнаружит?
Заремба раздобыл для меня приличную шинель. Моя давно истрепалась, ее можно было использовать только на огородное пугало.