Этого забыть нельзя. Воспоминания бывшего военнопленного - страница 21

Морозным утром 27 декабря 1942 года нас выстроили во дворе лагеря по четыре человека. Комендант прохаживался вдоль строя, сопровождаемый младшими чинами. Поджарый, тонконогий, он важно шагал вдоль колонны, сквозь пенсне оглядывая пленных. Около двух часов мы не могли двинуться с места. Все еще продолжалась перекличка, кого-то не досчитывались… Немцы ругались, собаки лаяли и рвались с поводков, мы угрюмо глядели на охранников, проклиная в душе свою судьбу.

Вздох облегчения раздался, когда скомандовали «шагом марш!». Молчаливая, серая толпа в полтысячи человек хлынула за ворота. На улице нас провожали печальными взглядами одинокие женщины. Заремба шагал рядом со мной, позади шли Володька и Качурин. Разговор в строю строжайше воспрещен, но достаточно было охраннику чуть поотстать, как Заремба начинал шептать:

— Запомните, братцы, Симферополь. Наш Симферополь! Поклянемся, друзья, отомстить…

Улучив момент, подал голос Володька. Ему не давал покоя рыжий веснушчатый охранник с овчаркой. Охранник так старался, чтобы в рядах был порядок, так горланил, что у нас дрожали барабанные перепонки. Володьку это раздражало, он готов был броситься на него с кулаками.

— Попадись мне эта сука в другом месте, я б из него котлету сделал, — твердил он.

Соседи цыкнули на старшину, кто-то съехидничал, мол, не здесь надо проявлять храбрость. Но я знал, Володька не только на словах, но и на деле может показать себя. Когда его привезли из Керчи и поместили в одном из тюремных корпусов, там оказался переодетый шпик. Он подслушивал разговоры и передавал их полицаю. Володька выследил доносчика, и на работе, во время рытья траншеи, произошел «несчастный случай». Доказательств преднамеренного убийства не было, и немцы просто разбросали по разным командам пленных этого корпуса. Так Володька, а вместе с ним и капитан Качурин, попали в мою камеру.

Длинная колонна, напоминавшая похоронную процессию, остановилась возле вокзала. Снова началась изнурительная процедура перекличек и проверок. Наконец, колонна вздрогнула, правый фланг ее отвалился и, подталкиваемый автоматчиками, быстро стал удаляться в сторону паровоза. За оградой столпилось множество женщин, стариков, детишек — все они надеялись встретить среди пленных родных и близких. Кто-то навзрыд плакал, солдаты оттесняли толпу прикладами.

В каждый вагон загоняли по пятьдесят человек. Мы с Зарембой не на шутку встревожились. Если разобщат нашу группу, тогда все замыслы и планы пойдут прахом. К счастью, обошлось. Наш «хвост» насчитывал всего тридцать пять человек. Из них двадцать пять мне знакомы — несколько дней мы провели в одной камере и кое-что успели узнать друг о друге, а вот остальные десять — кто они? Впрочем, поживем, увидим.

Не успели мы даже разместиться, как лязгнули буфера, просвистел паровоз. До свиданья, Симферополь, когда-то снова увидимся с тобой!

Наше жилище на колесах относительно терпимое, у нас на пятнадцать человек меньше, чем в других вагонах. Но все равно теснота. Разместились на полу под стенами. Володька хозяйским глазом осмотрел вагон. Сделан он добротно, вверху по два окошка, опутанных снаружи колючей проволокой, но пол побитый, есть отстающие доски. Володька просиял: стал постукивать каблуками, мерять рукой до окон, пробовать сдвинуть дверь. Чтобы убавить пыл хлопца, Заремба посадил его между собой и капитаном Качуриным.

Слева от меня место занял незнакомец. Знаков различия у него не было, но я заметил под гимнастеркой тельняшку. Поинтересовался:

— Моряк? Где служили?

— В морской пехоте, товарищ майор. Севастополец. Старшина. Бывший, конечно. Теперь — как видите…

Голос у него приятный, движения спокойные, уверенные. С такими хорошо себя чувствуешь в беде, с ними легче переживать невзгоды. Парень назвался Виктором, осведомился, где мы попали в плен. Об аджимушкайских каменоломнях он слышал, но, как там воевали подземные солдаты, не знал. Никого из нас не смутило то обстоятельство, что старшина вместе с нами направлялся в офицерский лагерь. Немцы опасались моряков и летчиков и всегда старались изолировать их от остальных пленных. Видимо, и от этого решили поскорее избавиться.