Ева рассказывает - страница 5

стр.


     Ещё мне Кира советовала носить трусы с высокий "спинкой" и "декольте" вокруг пупка вплоть до "киски". Мол, ощущение надёжности сзади, как в ковбойском седле, перекроет уж переднюю обнажёнку. Но это как-то не привилось.


     По правде говоря, то чувство "хозяйки" продержалось у меня недолго. Ведь теперь за все огрехи внешнего вида пришлось бы отвечать лично мне, не валя ничего на одежду. А так удобно, как оказалось, сваливать вину". Кроме того, не сформировалась я в пышнотелую, грудасто-попястую деваху, осталась на том же уровне — девочки-подростка. Чем тут хвастать?


     Так что я сочла за благо обходить этот щекотливый вопрос: кто главнее — я или моя одежда? Жёсткая одежда — "диктаторша", конечно, главнее, остальные случаи спорны. Впрочем, стринги были безусловно "младшими". Такой фитюльке — и подчиняться?!


     Но я на всю жизнь запомнила ту смену настроения, когда надевала тайком купленные "взрослые" трусы.


     А вот насчёт груди — ничего такого не было. Расти она начала, когда я давно уже вышла из младенческой несознанки. Назрела необходимость прикрывать назревшее — смело заявившие о себе новые части тела. Конечно, они — хозяева, а одежда, тот же лифчик — их подчинённая. Тем более, что чашечки хлипкие. Так и не доросли мои прелести до необходимости охватываться и поддерживаться большими жёсткими чашками, которые могли бы выйти из-под контроля и стать самодостаточными, потребовать заполнять их плотью, диктовать ей форму и самочувствие.


     Вот так вот соотносится у меня тело и одежда. И перед тем, как часок поработать костюмершей, самое время над этим поразмышлять. Подвести философскую базу под свои труды. А то там не до раздумий будет — успевай только поворачиваться!



     Впереди нас шагала невысокая девушка со светлыми волосами, длинными лишь настолько, чтобы плечи не давали им метаться по сторонам при каждом шаге. Погода заставила её одеться в джинсовую пару, плотно облегающую снизу и отпускающую сверху, но между этими доспехами упрямо выглядывал наружу поясок загорелой кожи. Тугой пояс джинсов, врезавшись в кожу, чётко обозначил лоснящуюся, выпучивающуюся жировую складку — это делало поясок живым, играющим. Девушка размашисто шагала, дёргались её обтянутые джинсой ягодицы, плясали то вверх, то вниз, а вслед за ними плясал, наклоняясь в разные стороны, и поясок наготы. Иногда одёргиваемая белая маечка помехой не была, она быстро убиралась к себе наверх. Живость и динамика игры девушки с собственным телом нагоняли впечатление, что вообще-то она нага и наготе рада, а все эти джинсовые доспехи от прохлады — не более чем занавес, натянутый в отдалении. Чуть дёрни или просто какое-то время не поправляй — и спадёт. Надо же, как умеют они радоваться жизни и приглашать разделись с ними этот оптимизм. Кира улыбается, бодрее шагает. Ну, и я тоже.


     Увидев, что я задумалась, Кира дёрнула сумку и спросила:


     — Жаль, что вдвоём не сможем. Помнишь, как мы "сестричками" были?


     — Ещё бы!


     Специально мы тогда не хотели, но вдруг обнаружили, что понакупали, осваиваясь в городе, одного и того же. Неудивительно, она выбирала, а я, держась в тени, покупала то же, размером, конечно, поменьше, под себя. Чтоб самой не выбирать, не задерживать и не слушать насмешливые комментарии, знакомы-то были без году неделя. Вот и оказалось всё у нас почти одинаковое, джинсы там, туфли, топики. Не удивляйтесь, мы же телами разные очень, на ней тот пучится и чуть не трещит, а такой же на мне сидит ладно, прилично. Иначе бы не купила.


     Только вот блузку ажурную не посмела за Кирой купить. Лифчик белоснежный взяла вот за ней — не зная, для чего. А дошло дело до ажура — нет. Сквозь же просвечивает всё, а я не привыкла к такому. Нижнее бельё показать — это ж на деревне позор! Только вот мне это и в городе позор, а Кира от него в деревне устала и решила здесь "разговеться", тем более, вокруг так ходят. И я видела, что ходят, но — не могла повторить. Не все ведь так ходят…


     И уж тем более не могла я купить за подружкой не то что ажурную, а крупного плетения рукавчатую блузку, в которую были вшиты плотные белые чашки угловатого немножко вида, будто это лифчик вытачку пучит. Но… где же он?