Еврейские Евангелия. История еврейского Христа - страница 18

стр.

5 Или вы не читали в Законе Моисея, что по субботам священники в Храме нарушают субботу,

но это не считается виной?

6 Говорю вам: здесь нечто большее, чем Храм!"

таким образом обеспечивая параллельную аргумент рабби Акива.

Вполне возможно, что во времена полемики Иисуса с Фарисеями, еще не сформулировался принцип, что сохранение жизни отменяет Шаббат. Как указывает мой коллега Аарон Шемеш, таково мнение придерживались евреи общины Мертвого моря. Учение Иисуса, в этой связи, однако, вряд ли в оппозиции к учению таннаям, которые, возможно, узнали это от Иисуса, но скорее всего нет. Что является отличительной чертой Иисуса Евангелия — это, я думаю, дальнейшее апокалиптические расширения этих принципов, в частности, заявления о том, что Сын Человеческий божественный Мессия, и сейчас Господин субботы!

Это, возможно, объясняет потенциально огромную разницу между высказываниями раввинов и то что говорит евангелиста (или Иисус). Раввинистическая интерпретация, с их галахой, сильно клонит в сторону допущения нарушения субботы евреем, чтобы спасти другого еврея, в то время как установление Иисуса и его последователей, кажется (но не неизбежно), указывает, что жизнь любого человека должна быть сохранена в субботу. Если это так, то закон раввинов относится только к евреям, в то время как расширение Иисуса является продуктом радикального апокалиптического взгляда. Евангелие от Марка написано в тот момент, когда Тора не была отвергнута последователями Иисуса, но должна быть "выполнена" — использование терминология Матфея, в момент, когда Сын Человеческий утверждает свой полный авторитет. Сын Человеческий, по словам Даниила, действительно действует в отношении всех наций, и я бы осторожно предположил, что этим объясняется расширение Субботы (и, следовательно, исцеление в субботу) для других. Но у Марка мы находим Иисуса, который выполняет Тору, не отвергает её.

Евангелия свидетельствуют о древности темы и споров, которые позже появляются в раввинской литературе. Поскольку есть мало оснований полагать, что раввины на самом деле читали Евангелие, то из этого следует, что мы имеем независимые свидетельства этих споров. Аргументы о том, что Давид нарушал Тору, утверждения, что суббота для человека, и о службе в храме, допускающие нарушения субботы(последний случай встречается в Евангелии от Матфея, но не у Марка) всё это было мобилизовано в раввинской литературе для того, чтобы оправдывать спасение жизни в Шабат (включая, без сомнения, спасение от голода), только с важной оговоркой, что это необходимо для исцеления, чтобы быть сделано в Субботу, то есть состояние, угрожающее жизни. Это соединение вряд ли может быть случайным; некоторые очень ранние версии полемики разрешение исцелять в субботу можно найти в этом отрывке[42]. Если мы будем оставаться на этом уровне интерпретации, то то Иисус будет не особенно радикальным, при всех очевидных странностях такого «раввина». Тем не менее, в этом подходе оставляет слишком много в тексте необъясненным. Он не объясняет, все эти аргумент про Давида, который накормил себя и своих последователей запретным хлебом. Мы увидим, как в настоящее время понимают этот текстуальный момент, и покажем другое измерение Марковской теологии Иисуса.[43]

Короче говоря, мое предположение заключается в том, что есть множество аргументов в пользу того, чтобы позволить нарушение субботы для исцеления (что в настоящее время является общепринятой практикой), которые наслоились на дальнейшую радикализацию апокалиптических моментов предложенный самой связи с поведением Давида. История Давида сама по себе может интерпретироваться так или иначе. Подобно тому, как раввины решил подчеркнуть голод Давида и, таким образом спасательный аспект этой истории, оправдывая другие нарушения закона, если жизнь может быть в опасности (палестинский Талмуд Йома 8: 6, 45: б), так же у Матфея и Марка, напротив, понимали эти история как об особых привилегиях Мессии. Эта причина отсутствия стиха 27 в Евангелии от Матфея (и Луки) является то, что мессианское богословие Марка было немного слишком радикальным для более поздних евангелистов.