Еврейские поэмы - страница 3
Крепили к высохшим сосцам,
И там, где приземился Храм,
И где Стена свои уступы
Взнесла к безмолвным небесам, —
Их повергали в пепел смрадный…
Так встал кровавый и громадный,
Захлестнутый проклятьем век.
И страстный исступленный бег
Стремила кровь в стесненных жилах,
Стремила мысль: когда ж придёт?
Когда ж Мессия на могилах
Победный жертвенник возжет?
Когда ж под виноградной кущей
Израиль вкусит мир и мед?
Когда ж воздвигнет свой народ
Мессия, вождь и царь грядущий?
И был закат. В песках пустыни
Кипел и клокотал багрец,
И воспаленные твердыни, —
Как цепь проколотых сердец.
За жребием метали жребий
В зубцах закатного венца,
И пламенели в гневном небе
Дориносимые сердца.
И в этот час над рдяной гранью,
Как сердце скованной земли,
Восстал в дымящейся пыли
Идущий!
Обожженной дланью
Он стиснул кипарис жезла,
И власяница облекла
И шеи ствол окровянила.
Как рыжий лес в скалах Кармила
Вокруг гигантского чела
Взметнулась грива. Пали брови
У глаз, как терние куста,
И обагренные уста
Позапеклись меж сгустков крови, —
Как будто вырван был язык,
И меч архангела был вдвинут,
И вечно в небо запрокинут
Остался исступленный лик.
Гряди, Пророк! Созрело время.
Секира ждет. Гряди, Пророк!
Народ в оковах изнемог,
И выю надломило бремя.
Гряди! Как угль — сердца людей,
И ты — да поднесешь к ним пламень,
Да просвистит, как пращный камень,
Звук яростных твоих речей.
И он идет Тивериадой,
Идет на Иорданский брег,
И напрягают жадный бег
К нему народы за отрадой,
За покаяньем, за клеймом.
Крестя водою и огнем,
Идет по высотам и долам,
По пастбищам, шатрам и селам,
И царский потрясает дом
Громоклокочущим глаголом.
Вот полдень. Плещет Иордан.
И солнце жжет. И ветр подавлен.
И в воду погрузивши стан,
Стоит громадный Иоанн,
Полдневным золотом оплавлен.
Стеснился стекшийся народ,
Клубясь белоодеждным стадом,
Прильнул к увалам и оградам,
Глядит и слушает, и ждет.
Но что такая тишина?
Там к Иоанну приступили,
Пытают: — Прореки нам, ты ли,
О ком пророки говорили,
Чья мощь была предречена?
На поле гнойных отвержений
Стоим во тьме и смертной тени
И ждем. Гласил нам Моисей,
И Илия гремел, Исайя
Рыкал, как лев. Но ты — сильней,
Ты — как Господь в громах Синая.
Так прореки нам, — ты ли, ты
Пришел спасти народ избранный,
На нечестивых грохот бранный
Обрушить с гневной высоты?
Воздвигнуть храм ли, кущей рая ль
Отучнить скорбные поля,
Чтоб вся увидела земля,
Как Богом вознесен Израиль?
Твоя — как солнце голова,
Твоя — как кедр Ливанский выя,
Как Пятикнижие — слова, —
Так прореки нам, — ты — Мессия?
И как подземный грузный гул
Пролился голос Иоанна:
— Не говорите невозбранно:
Век испытанья не минул.
Я, — я не тот, кого вы ждали.
Но Он грядет. И близок день.
И знайте: — у его сандалий
Я не достоин снять ремень.
ПРОРОКЪ
Свинцовая раскалена печать
И, зашипев, отпечатлелась в коже,
И пышет, точно горн, рубец кровавый,
Прижавшийся к бесплодному соску.
Но каплет пламенеющее млеко
Мне под ноги на всех моих путях,
И стоп моих пергаментная кожа
Осыпана в пыли иссохшей кровью.
Глаза других скользят по ровным строкам,
Сердца других скользят над словом звонким,
А я утесы слов и жала мыслей
Ощупал всем моим избитым телом,
Я изглодал железные просфоры,
Веками скованные для меня.
Я был на той горе. Оттуда видел,
Как веют рудной золотою зернью
Богатства неисчислимые царств.
Я слышал голос, предлагавший злато,
Суливший славу, власть. Но жгла мне пальцы
Точившаяся из ожога кровь,
И едкою я обтирал полынью
Ожженные, израненные ноги.
Я видел обагренные колеса,
Я видел дыбы душ, жаровни тела,
Я чуял Бога в облаке проклятий.
Их шепотом змеиным оклубясь,
Весь ощетинился он лютым гневом
И человека жег своим жезлом.
Но не мольбы исторглись человеком
Из кровью позапекшейся гортани,
А новые крикливые проклятья
Клубились дымами и застилали,
Как дым от Каинова алтаря.
Иные дымы — Авелевых агнцев…
Ты виноват, Иегова исступленный,
Что в тяжкий бой, от века возметенный,
Вступил с отвергнутой от века волей.
Ты создал все; ты мог пребыть недвижным.
Ты жаждал самохвальных упоений, —
Ты сомневался в божестве твоем.
Не ты ли хлынул волнами потопа?
Не ты ли змей порасплодил на пашнях?
Не ты ли чумно задышал над миром?
Не ты ль гремел последнею войной?