Exemplar - страница 12

он с молитвой изготовил свечу небесной Роженице. Свеча была свита из трех веревок, и вот почему: первая веревка — в память о ее незапятнанной девической чистоте, другая — в память о ее бездонном смирении, третья — о ее материнском достоинстве; и оные три имела она лишь одна среди всех человеков. Сию духовную свечу он всякий день изготавливал при троекратном величании Богородицы. Когда наступил день освящения свечей, спозаранку, прежде чем кто-то еще пришел в церковь, он, представ перед главным алтарем, стал поджидать в своем созерцании Роженицу, когда она придет со своим небесным Сокровищем. И вот, едва она приблизилась к внешним вратам города, он, в бурном влечении своего сердца, побежал раньше всех и бросился ей навстречу вместе с толпой любящих Бога сердец. На улице он пал перед нею и принялся ее умолять, чтобы она ненадолго приостановила свой ход, пока он ей не споет кое-что. Тогда он начал и запел тихим голосом духа, так что уста двигались, но никто ничего при этом не слышал, слова: «Inviolata, etc.»[50], с такой любовью, с какою только умел. Низко склонившись пред нею, он пел: «О benigna, о benigna, etc.»[51][52], умоляя ее явить на несчастном грешнике свою милосердную доброту. Затем он поднялся и последовал за ней со своей духовной свечой, горячо желая, чтобы она никогда не позволила угаснуть в нем горящему пламени божественного света. Когда ж он примкнул к толпе всех исполненных любовью сердец, то воспел: «Adorna thalamum, etc.»[53][54] — и начал их призывать, чтобы они с любовью приняли Спасителя и страстно обняли Роженицу. И так-то, с хвалою и песнопениями, они провожали ее до самого храма. В сердечном томлении он подступил к Роженице еще до того, как она вошла в храм и отдала Сына старцу Симеону. Преклонив колени и воздев глаза и ладони, он ее попросил, чтобы она ему показала Дитя и позволила Его поцеловать. Когда же она ему милостиво разрешила, он распростер свои руки в бесконечные части дальнего мира, принял и обнял Возлюбленного в единый час до тысячи раз. Он смотрел Ему в милые глазки, разглядывал Его небольшие ручонки, целовал Его нежный роток и осматривал все детские члены небесного Клада, а затем возвел очи и возопил от удивления в сердце своем, что небесный Вседержитель столь велик и так мал, столь могуществен в Царстве Небесном и, как дитя, беззащитен в царстве земном. И он начал Его ублажать, как Тот ему позволял, пением, плачем и духовными упражнениями, а потом отдал Его матери и, войдя, пребывал с нею во храме, покуда всё не исполнилось.

С приближением масленицы, в тот вечер, когда прекращают петь «Аллилуйя»[55] и неразумные люди мира сего затевают разные безрассудства, он принялся в сердце своем представлять себе небесную масленицу. И она была такова. Для начала он поразмыслил о скоротечной порочной радости сей, телесной, масленицы, а равно о том, как иные люди ради краткого удовольствия обрекают себя на долгие муки, и прочел «Miserere»[56][57] дражайшему Богу за те позор и бесчестье, которые обрушиваются на Него в это беспутное время. Сию масленицу он называл крестьянскою масленицей, ибо этим недоступно ничего лучшего[58]. Другой масленицей было созерцание предвестников вечности: как со Своими избранными друзьями веселится Бог — хотя и в этом смертном теле, однако в небесной радости. С благодарной хвалой он вызвал в памяти то, что от оной радости ему выпало на долю, и предался благоденствию с Богом.

В то самое, первоначальное, время у него также один раз случилась по Божьему попущению духовная масленица, а была она вот какова. На масленицу, перед вечерней молитвой, он направился в теплую комнатку, ибо ему хотелось погреться, поскольку он мерз и был очень голоден. Но не это, а жажда, которую он испытывал, ему доставляла страданье. Когда он увидел, как едят мясо и пьют доброе вино, ему же так хотелось поесть и попить, то сие внутри его больно задело, он вышел на улицу и начал жалеть сам себя, стал воздыхать из глубины своего сердца. В эту самую ночь ему было в видении, что вот он лежит в лазарете и слышит, как за пределами комнаты поют как бы небесную песнь, ее звуки столь сладостны, что никакая обычная арфа ни за что не могла бы издать таких сладостных звуков. И было похоже, что словно бы в одиночку поет двенадцатилетний школяр-мальчуган. Служитель позабыл о всякой телесной еде и, прислушавшись к сладкой мелодии, промолвил в сердечном томлении: «Ах, что там такое поет? Никогда на земле я не слышал таких сладостных звуков!» Ему отвечал статный юноша, сей стоял рядом и сказал ему так: «Тебе надобно знать, что сладкоголосый мальчик поет для тебя, к тебе обращено его пение». Служитель сказал: «О, благо мне! Ах, отрок небесный, упроси его, чтобы он спел еще!» И тот запел, так что раздалось в воздушных высотах, и пропел одно за другим целых три небесные песни. Едва пение закончилось, сладкоголосый мальчик приблизился, как показалось Служителю, по воздуху к окошечку комнаты и протянул юноше прелестную корзинку, наполненную алыми фруктами, очень похожими на зрелую красную землянику, но они были крупными по размеру. Юноша принял от мальчугана корзинку и, с радостью протянув ее брату, сказал: «Погляди, товарищ и брат, сии алые фрукты послал тебе твой друг и твой небесный Господь, тот милый мальчуган и Сын Отца в небесах, что пел для тебя. Ах, как Он любит тебя!» Тогда брат возгорелся, и его лик стал пунцовым от радости, он жадно схватил корзиночку и изрек: «Эй, благо моему сердцу! Сие — драгоценное послание мне от милого небесного мальчугана, мое сердце и душа моя всегда будут вспоминать это с радостью». И сказал юноше и другому из небесной свиты, бывшему тут же: «Ах, милые други, не справедливо ли, что я так люблю сего небесного, благодатного мальчугана? Воистину, мне и подобает его возлюбить. А о чем станет известно, что на сие есть его любезная воля, то мне всегда будет хотеться исполнить». И, обратившись к названному юноше, он сказал: «Ответь мне, любезный юноша, разве не прав я?» Юноша милостиво засмеялся и сказал: «Да, воистину, прав! И тебе надобно его возлюбить, ибо он отличил тебя и почтил больше многих других из людей. Потому приготовься к сему». Служитель сказал: «Ах, это от всего сердца я желаю исполнить. Прошу тебя помочь мне увидеть его и отблагодарить за его превосходнейший дар». Тогда юноша изрек: «Пойди к оконцу и выгляни из него». Служитель приоткрыл окно и увидел стоящим пред ним нежнейшего, самого миловидного школяра, какого когда-либо видели его очи. Едва он вознамерился ринуться к нему чрез окно, как тот милостиво обернулся, склонился к нему с дружелюбным благословением и исчез с глаз долой... Так прошло видение. Придя снова в себя, Служитель возблагодарил Бога за Его добрую масленицу, которой Он сподобил его.