Эйнштейн и Ландау шутят. Еврейские остроты и анекдоты - страница 54

Поклонников миллион, а в аптеку сходить некому.

Женщины, конечно, умнее. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?

Я как старая пальма на вокзале – никому не нужна, а выбросить жалко.

Милочка, если хотите похудеть – ешьте голой и перед зеркалом.

Глядя на прореху в своей юбке: «Напора красоты не может сдержать ничто!»

О режиссере: «Перпетуум кобеле».

Мужики от начала дней до их конца за сиськой тянутся.

– Посмотрите, Фаина Георгиевна! В вашем пиве плавает муха! – во весь голос закричала соседка по столу.

– Всего одна, милочка. Ну сколько она может выпить?! – спокойно ответила Раневская.

Успех – единственный непростительный грех по отношению к своему близкому.

– Фаина Георгиевна, на что похожа женщина, если ее поставить вверх ногами?

– На копилку.

– А мужчина?

– На вешалку.

– Я не могу есть мясо. Оно ходило, любило, смотрело… Может быть, я психопатка? Нет, я себя считаю нормальной психопаткой. Но не могу есть мяса. Мясо я держу для людей.

Мне всегда было непонятно – люди стыдятся бедности и не стыдятся богатства.

Раневская обедала в ресторане и осталась недовольна и кухней, и обслуживанием.

– Позовите директора, – сказал она, расплатившись.

А когда тот пришел, предложила ему обняться.

– Что такое? – смутился тот.

– Обнимите меня, – повторила Фаина Георгиевна.

– Но зачем?

– На прощание. Больше вы меня здесь не увидите.

В силу ряда причин я не могу сейчас ответить вам словами, какие употребляете вы. Но я искренне надеюсь, что когда вы вернетесь домой, ваша мать выскочит из подворотни и как следует вас искусает.

Раневская со всеми своими домашними и огромным багажом приезжает на вокзал.

– Жалко, что мы не захватили пианино, – говорит Фаина Георгиевна.

– Неостроумно, – замечает кто-то из сопровождавших.

– Действительно неостроумно, – вздыхает Раневская. – Дело в том, что на пианино я оставила все билеты.

Молодой человек пришел к Раневской с любимой девушкой и представляет ее:

– Фаина Георгиевна, это Катя. Она умеет отлично готовить, любит печь пироги, аккуратно прибирает квартиру.

– Прекрасно, мой мальчик! Тридцать рублей в месяц, и пусть приходит по вторникам и пятницам.

– 85 лет при диабете – не сахар, – сокрушалась Раневская.

Орфографические ошибки в письме – как клоп на белой блузке.

Я себя чувствую, но плохо.

– Дорогая, сегодня спала с незапертой дверью.

– А если бы кто-то вошел? – Всполошилась дама пенсионного возраста, приятельница Раневской.

– Ну сколько же можно обольщаться.

– Когда я умру, похороните меня и на памятнике напишите: «Умерла от отвращения».

– Берите пример с меня, – сказала как-то Раневской одна солистка Большого театра. – Я недавно застраховала свой голос на очень крупную сумму.

– Ну, и что же вы купили на эти деньги?

Я уже давно ничего не читаю. Я перечитываю и все Пушкина, Пушкина, Пушкина. Мне даже приснилось, что он входит и говорит: «Как ты мне, старая дура, надоела!»

Жизнь проходит и не кланяется, как сердитая соседка.

Пусть это будет маленькая сплетня, которая должна исчезнуть между нами.

– Почему женщины так много времени и средств уделяют внешнему виду, а не развитию интеллекта?

Раневская:

– Потому что слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых.

Когда в Москву привезли «Сикстинскую мадонну», все ходили на нее смотреть. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления. Раневская заметила:

– Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!

Артист «Моссовета» Николай Афонин жил рядом с Раневской. У него был «горбатый» «Запорожец», и иногда Афонин подвозил Фаину Георгиевну из театра домой. Как-то в его «Запорожец» втиснулись сзади три человека, а впереди, рядом с Афониным, села Раневская. Подъезжая к своему дому, она спросила:

– К-Колечка, сколько стоит ваш автомобиль?

Афонин сказал:

– Две тысячи рублей, Фаина Георгиевна.

– Какое блядство со стороны правительства, – мрачно заключила Раневская, выбираясь из горбатого аппарата.