Фабрика драконов - страница 22

— Точно нельзя? — переспросил он еще раз, как бы на всякий случай.

Балтимор, Мэриленд.

Суббота, 28 августа, 9.05.

Остаток времени на Часах вымирания:

98 часов 55 минут.

Спустя примерно полчаса я взялся обзванивать абонентов по списку. Линия Черча переключила меня на голосовую почту. «Говорите!» — сказали мне. Я в ответ хотел рявкнуть, но вместо этого просто попросил мне перезвонить.

Затем я набрал Грейс, но она за полминуты лишь успела сказать, что сейчас отправляется «спустить полкана на всех этих барбосов с федеральными значками, которые насели как шавки; сейчас разберемся, кто из нас волкодав». Между прочим, чем сильнее Грейс выходит из себя, тем больше у нее пробивается британский акцент. Иногда я понимаю лишь одно слово из трех, а ведь английский для меня родной язык.

Наконец удалось вызвонить Руди Санчеса. Энное количество лет назад мой отец — до недавнего времени комиссар полиции Балтимора — взял Руди на работу полицейским психотерапевтом, откуда я чуть ли не обманом умыкнул его к нам в ОВН. Такая вот мыльная опера. Пару дней в неделю Руди по-прежнему отрабатывал на старом месте службы и сегодня должен был находиться у себя в офисе возле «Аквариума». Должность у него неприметная, так что он, возможно, не угодил в тиски внутренней безопасности.

— Джо! — выпалил Руди, и по голосу сразу стало ясно: он обо всем в курсе. — Слава богу!

— Ты слышал?

— Да как же не слышат?! — выкрикнул он и еще что-то добавил о вице-президенте (в испанском сленге я не очень силен: что-то там насчет прелюбодеяний с домашним скотом). Замедлив наконец темп речи, он спросил: — Dios mio,[3] ковбой, ты там в порядке?

— Я тут в грязном тряпье зависаю с бомжами и качусь в угнанном десять минут назад рыдване, в который, могу поспорить, кто-то до меня успел нассать…

— Ладно, ладно, понял: денек у тебя не ахти. Тут, знаешь, такое нынче везде творится…

— Откуда мне знать, Руд. Я же шпион, который не может войти с холода.[4]

— Гм… я тут тоже типа в бегах, — пояснил он. — Черч велел где-нибудь схорониться, вот я и сижу в Святой Анне. Тут ремонт с покраской. Я да еще бригада рабочих леса сооружаем.

— Слушай, я вот зачем звоню: по двум причинам. Прежде всего, держи жопу в горсти и не высовывайся. Ты у нас по бумагам все еще полицейский психиатр, так что, если навалятся, дави на это. Пусть моему отцу позвонят, если захотят.

Отец у меня как-то баллотировался в мэры Балтимора, так что никаким крючкотворам к нему запросто не подкопаться. И друзья у него были по обе стороны служебного значка.

— Он у меня есть на скоростном наборе, — успокоил Руди. — Что еще?

— Еще первое и второе. Меня на кладбище обложили ребята из безопасности.

— Опа, — отреагировал он. — И как ты?

— Я-то? Да синяков им наставил и утек.

— Но на тебе повисли?

— Само собой. И вот еще что: тут и Хелен некоторым образом причастна. Косвенно. Этот день странно начался еще до моего пробуждения.

— Как так?

— Может, сейчас не самый удачный момент, но все это на меня давит, да и время убить охота, пока не проявится шеф…

— Не парься, излагай.

— Ладно… завтра годовщина ее самоубийства.

— О Dios mio, — сказал Руди с нескрываемой болью в голосе. За всеми событиями последней пары месяцев он, должно быть, и забыл. — Джо… Я…

— Мне все это снилось нынче ночью. Как ее сестра Шарлен мне звонит и говорит, что Хелен уже несколько дней не отзывается на телефон. И вот я будто бы отправляюсь к ней. Все словно наяву, Руди: от ключей на столе до того, как я долблю ей в дверь так, что дерево трескается. И запах в прихожей помню, и как мне сделалось дурно, когда я ворвался. И лицо Хелен, синюшное, раздутое. Помню даже тот флакон очистителя, которого она наглоталась, ту скукоженную, продранную этикетку.

— Джо, мне…

— И вот теперь самое хреновое, Руд, самое худшее. — Тот умолк, выжидая. — Во сне я к ней подхожу, зная, что она умерла уже несколько дней назад, и стою сначала как вкопанный, а затем падаю возле нее на колени, сжимаю в объятиях… — Голос у меня сорвался, трудно было выговорить фразу до конца.

— Не торопись, Джо, — нежно сказал мне Руди. — Выговоришься — легче будет.