Facebook под дождем - страница 2

В глубине, там, где заканчиваются семейные склепы и стены, разделенные на погребальные ниши, не было ничего, за исключением покосившейся каменной балюстрады. Желающие и свободные во времени могут облокотиться на нее и любоваться горизонтом, холмами, разделенными на вспаханные земли, а где-то вдалеке, если немного пофантазировать, даже морем.

Эвандра ходила на кладбище каждый день вот уже почти два года, с тех пор как Аурелио Мартелла покинул ее и отправился в лучший мир. Она садилась на одну из лавочек перед погребальными нишами и оставалась там столько, сколько ей заблагорассудится, даже до позднего вечера, когда зажигают свечи на могилах, и все вокруг озаряется мерцающим светом так, что огоньки кажутся душами усопших. Эвандра не знала, что ещё делать: Аурелио не хотел, чтобы она работала, и она, как только вышла замуж, уволилась из магазина сумок. Она ни капли не жалела об этом, ей не нравилось быть продавцом: в магазин почти никто никогда не заходил — ведь женщины не могут покупать сумки одну за другой, — поэтому она стояла за стойкой и смотрела у витрины на проходящих мимо людей, на их одежду, на тех, с кем они идут; и немного погодя снова умирала со скуки.

У Аурелио Мартелла были земли, виноградники и маленькая типография. Типография Мартелла, которую ровно в 5, несмотря ни на что, он закрывал, чтобы вернуться домой к жене, в своем пиджаке, хорошенько пропитанном запахом типографической краски. Он умывался, переодевался, выкуривал сигарету, выглядывая с балкона, входил обратно в дом и шел на кухню к Эвандре, чтобы поболтать, прочитать газету, накрыть на стол.

Эвандра ждала его весь день. Она делала все, чтобы как можно скорее наступили эти 5 часов, занималась то одним, то другим, но нельзя сказать, что она жила: она торопила день. Чтобы жить по-настоящему, как она говорила своей подруге Розалене, она ждала его, Аурелио.

До тех пор, пока дочь Алессия жила с ними, у нее было так много дел, что время до пяти часов проходило незаметно. В 20 лет Алессия уехала учиться в Рим. Она жила своим умом и ни от кого не зависела, и раз она решила, что будет учиться только в Риме, то либо так, либо она вообще не будет получать образование. Ее родители не посмели и рта открыть, ведь они все делали для того, чтобы дочь была довольна. Они сняли ей хорошую комнату рядом с Пантеоном и остались одни, как в начале их семейной жизни. С одной стороны они были довольны, а с другой — не очень, потому что половину их брака они прожили совершенно другую жизнь, жизнь с дочерью, которую нужно растить и за которой необходимо присматривать. Сейчас же они одни без дочери заперты в старинном семейном доме. Поэтому Эвандра ждала наступления пяти часов, а Аурелио, который знал это, старался пораньше прийти домой, иногда даже в три часа, под предлогом малого количества работы и присутствия Марио. Марио был его заместителем, и справлялся с неважно идущими делами типографии гораздо лучше.

Как бы то ни было им было хорошо в этом старинном одноэтажном доме, большом, но с немного темноватым залом: это было не столь важно — стоило всего лишь включить свет. По крайней мере, в доме было пространство, не такое как в квартирках, пусть и более освещенных, но в которых было так мало места, что приходилось ломать голову — будешь ли ты в гостиной болтать с друзьями или только обедать, потому что стол и диван вместе не помещаются. У них была гостиная, в которой стоял стол на восьмерых, диван и два кресла, камин, шкафчик с хрустальными бокалами и фигурками животных от Сваровски, плазменный телевизор и прекрасный изысканный сервант.

Эвандра была помешана на коллекционировании фигурок животных от Сваровски, и Аурелио ее в этом поддерживал. Каждый раз он приходил домой со свертком и любовался женой, когда она его развертывала, распаковывала и кричала от удивления. Иногда это был маленький пудель, иногда попугай или уточка, или слон, или мышонок. Каждый раз был праздником, будто это было в первый раз, будто она понятия не имела, что ждет ее в свертке.

В остальном они были самой обычной семьёй: поездки к морю по выходным, вечера с друзьями за ужином, кино, прогулки, а летом — мороженое после просмотра новостей. Все было прекрасно, а самым лучшим было то, что они делали это вместе, даже покупки. Люди видели их бродившими из одного супермаркета в другой в поисках самой лучшей баночки консервированных томатов. Даже на почте, чтобы оплатить квитанции и даже дважды в год в автосервисе, чтобы поменять зимнюю резину. Люди говорили: «Эти Мартелла сумасшедшие!». Они не были сумасшедшими: все, что они делали, было предлогом, чтобы побыть вместе. Они шли на почту? Ну да, потом они шли на площадь попить кофе, и около двух часов они сидели там, ничего не говоря друг другу, или наоборот болтали без умолку, кто знает о чем, так, что люди, гуляющие на площади говорили: «Этим Мартелла совсем нечем заняться»; либо удивлялись: «Вот о чем они болтают? Кажется, что у них всегда какие-то важные новости, и они сидят там, рассказывая все, что узнали?»