Фанатики Аль Асада - страница 30

Каждый из них был вооружен автоматической винтовкой.

* * *

Пятница. 1:04 утра 56-я Восточная улица

Вильгельмина не принесет мне пользы. Не против автоматов. Пьеру нужно было замкнутое пространство, чтобы нанести смертельный удар. Только смертоносная, острая и бесшумная сталь Хьюго могла мне сейчас помочь, но даже тогда мне сначала нужно было подойти достаточно близко, чтобы стилет оказался эффективным. Близость означала тридцать футов для броска; досягаемость тела для нанесения удара.

Но сначала мне пришлось забраться на крышу по соседству, чтобы меня не заметил ни один из двух бдительных палестинских охранников-террористов.

У меня не было возможности подойти напрямую. Лобовая атака была бы чистым самоубийством. Мне нужно было застать их врасплох.

Как можно тщательнее в темноте я осмотрел план крыш. Оба были плоскими и находились примерно на одном уровне. Кирпичный выступ проходил спереди и сзади каждой крыши. Две крыши были разделены перегородкой из бетонных блоков высотой по пояс. Если бы я попытался повторить это, меня сразу заметили бы.

Я снова посмотрел на выступы. Они шли ровной линией по краям обоих зданий.

К сожалению, я пришел к выводу, что, как бы рискованно это ни было, у меня нет выбора. Я снова лег ничком, извиваясь по черной смоле крыши, двигаясь как можно медленнее, держась поближе к перегородке из бетонных блоков, чтобы скрыть свои движения. Чтобы добраться до дальнего угла крыши, потребовалось целых пять минут.

Медленно поднял туловище только на высоту кирпичного перекрытия и перекатился на него. Я перевернулся через край крыши и, держась только за руки, позволил своему телу свободно висеть на дальней стороне стены. Подо мной был отвесный трехэтажный обрыв на разбитую бетонную мостовую заднего двора. Если бы я поскользнулся, мне бы конец.

Двигая одной рукой, а затем другой, сначала правой, а затем левой, я медленно двинулся по краю крыши к соседнему зданию. За считанные секунды напряжение моих рук и запястий стало невыносимым. Шероховатая текстура кирпичей начала тереться о кожу моих рук. Было более тридцати футов перекрытия, и я не мог сделать это быстрее или проще - если только я не хотел, чтобы меня заметили охранники. Я попытался закрыть свой разум нарастающей болью в руках и ноющими мышцами предплечий, которые начали выкрикивать свой протест против столь болезненного злоупотребления.

Я отключаю свой разум от болезненных ощущений, боли и времени, которое на это уходит. Снова и снова, почти как робот, я двигал каждой рукой в ​​стороны в спазматических хватках, держась только за одну руку на ту короткую секунду, которая потребовалась, чтобы ослабить хватку одной руки, сдвинуть ее на шесть дюймов в сторону и схватить кирпичную накладку. очередной раз.

Я не смел отдыхать. Я знал, что если я остановлюсь хотя бы на мгновение, я никогда не смогу заставить себя начать снова.

Мои туловище и ноги болтались в пространстве, время от времени натыкаясь на стену здания, угрожая разорвать ненадежную хватку, которую я держал за край здания.

Время замедлилось до ползания, а затем замедлилось еще больше, наконец, полностью отдохнув, но мои руки продолжали двигаться. Отпустите и возьмите. Отпустите и возьмите. Снова и снова. Мир был не чем иным, как чистой мучительной болью - и все же мои руки продолжали двигаться, как будто у них была собственная независимая и упрямая воля. Моя хватка стала скользкой. Я знал, что это был не только пот на моих ладонях. Это было слишком липкое чувство. Кожа моих пальцев и ладоней, наконец, изношена настолько, что из нее потекла кровь.

Отпустить и взяться.Отпустить и взяться . Снова и снова, без конца. Шаг за шагом. Хватка за хватку. Мир представлял собой черную пустоту, в которой я опасно болтался, и только ощущение жжения в ладонях напоминало мне о том, что я делаю, о том, что я должен продолжать делать, независимо от того, насколько сурово наказание.

А затем - спустя долгое время после того, как я перестал думать сознательно, спустя много времени после того, как мои мышцы спины, мышцы плеч и мышцы рук слились в одно целое.