Фантастические замыслы Миная - страница 11

Удерживало еще одно представление. На каком бы месте ни садился Минай в своем воображении, перед ним всегда мелькала такая картина: "Минай Осипов здесь?" — "Я Минай Осипов". — "Ложись…" Это представление преследовало его, как тень. Куда бы он ни залетал в своих фантастических поездках, но в конце концов он соглашался, что его найдут, привезут и положат. Он, таким образом, невольно объяснял причину удач Епишки, которого никто не трогает, и неудачи Миная, которого всюду найдут.

Самую же важную роль в охлаждении к одиночеству играло все-таки "опчисво". Минай только на минуту забывал его. Когда же он долго останавливался на какой-нибудь картине одиночной "жисти", его вдруг охватывала тоска. "Как же это так можно? — с изумлением спрашивал он себя. — Стало быть, я волк? И окромя, стало быть, берлоги, мне уж некуда будет сунуть носа?" У него тогда не будет ни завалинки, на которой он по праздникам шутки шутит и разговоры разговаривает со всеми парашкинцами, ни схода, на котором он пламенно орет и бушует, ничего не будет! "Волк и есть", — оканчивает свои размышления Минай. Тоска, понятная только ему одному, охватывала его так сильно, что он яростно плевал на Епишку и уж больше не думал подражать ему.

Конечно, это только временная узда. Придет время, когда парашкинское общество растает, потому что Епишка недаром пришел. Как лазутчик сысойской цивилизации, он знаменует собой пришествие другого Епишки, множества Епишек, которые загадят парашкинское общество.

Минай жил под массой влияний, которые действовали на него одуряющим образом. Однако Епишка, фигурирующий в числе этих влияний, не занял еще первенствующего места в мыслях Миная. Епишка только еще землю захватил, но не успел еще прокрасться в область мысли. Минай имел силу отбиться от него. Нужно видеть, как он на сходе орет против Епишки. Он там честил его на все корки; нет брани, которая не обрушивалась бы на голову Епишки со стороны Миная. На словах Минай терзал на части Епишку

Если Минай и мечтал насчет Епишкиных воровских дел, то лишь в те времена, когда ему приходилось туго, когда обыденные самообольщения не спасали его, когда он готов был лезть в первую попавшуюся петлю, лишь бы она душила его не в такой степени, как та, в которой он бился. Тугие времена действовали на него одуряющим образом. Ежедневные фантастические настроения тогда уже не удовлетворяли его; он жаждал в это время чего-нибудь диковинного и захватывающего дух. Он старался забыть свою "жисть" и выдумать другую, неслыханную. Все мечты его принимали болезненный и придурковатый характер. Сам по себе он мало надеялся, но зато он ждал; и эти ожидания также принимали больной вид и со стороны казались просто глупыми и невежественными.

То он выдумает, что ему позволят переселиться в Азию, то он верит, что недоимки будут с него сняты, то он убеждает себя, что земли прирежут. Он ловил малейший слух, который не был очевидною нелепостью, и фантазировал на его счет. Показывая вид, что он нисколько не верил болтовне баб, он втайне предавался мечтаниям насчет какой-нибудь утки, пущенной каким-нибудь солдатиком, и в то же время с жаром ловил новую утку, волнуясь при ее появлении до глубины души. В этом случае он даже и не лгал перед собой: он верил. Это спасало его на время, позволяя ему ожидать чего-то.

Чуткость Миная к нелепостям была необычайна. Какой бы ни проносился слух, Минай на лету хватал его и задумывался. Слухи удил он по большей части на базаре, от прохожих солдатиков или из уст господ, с которыми приходилось ему сталкиваться. Каждую нелепость, подхваченную на лету, он делал еще более нелепою, бессознательно перевирая ее. Удержать же слух в себе он не имел силы, разве слух уж слишком нелеп; он рассказывал его другим и незаметно для себя приплетал что-нибудь от себя.

Раз он вылил душу перед Фролом. Фрол был человек основательный, который во всяком деле скажет верное слово. Правда, говорить он не любил; но это Минаю и не больно нужно: Минай охотнее говорит, чем слушает. Минай немного побаивался Фрола, в особенности за способность последнего обливать холодной водой; но, желая во что бы то ни стало найти хотя какое-нибудь подтверждение копошившихся в его голове нелепостей, он разболтался.