Фантастические замыслы Миная - страница 13

— А для какой надобности?

— Банка-то? А гляди: желаем мы всем опчисвом прикуп земли сделать, и сейчас, друг милый, первым делом в банку… "Что, голубчики, надо?" — "Так и так, земли прикупить желаем". — "А станете ли платить?" — "Платить станем, уж без этого нельзя". — "Ну хорошо, ребята, дело доброе; сколько вам?" — "Столько-то…" Вот она какого рода банка! — кончил Минай.

Минай во время этого пояснения поднимался, снова садился, ерзал по лавке и волновался. Очевидно, он верил в свою "банку" и старался убедить Фрола в действительном существовании ее. Он желал бы еще нахвастать с три короба о своей чудесной "черной банке", но Фрол остановил его вопросом:

— А скоро?

— Заведут, говорит, скоро.

— Так.

Надо питать глубокое отвращение к "жисти", чтобы схватить на лету слух, перелгать его и превратить в "черную банку". Откуда Минай почерпнул этот слух и как обращался с ним — неизвестно. Известно только, что он крепко оседлал его и ездил на нем очень долго, добившись одного: он забыл на время "Миколу", потому что ждал "черной банки".

Уходя на этот раз от Фрола, он был в полной уверенности, что теперь уже недолго мотаться ему и что голодухе скоро придет конец. Однако, находясь уже около двери, он спросил у Фрола:

— Заплаточки, стало, нельзя?

— Никак нельзя, — отвечал Фрол.

Это очень огорчило Миная; но, разумеется, ненадолго. Прошел день, и Минай снова глядел на божий мир легкомысленными глазами.

А легкомыслие его день ото дня становилось поразительнее. Фантазии о "черных банках" — это еще что! Это только потребность замазать трещины "жисти". Дело становилось хуже. Минай все реже и реже ездил в чудесные сферы — некогда было. Он только топтался на одном месте. Ему приходилось считаться только с настоящею минутой, отбросив все помыслы о будущем.

Он теперь уже жил из недели в неделю, изо дня в день, не больше. Проживет день — и рад, а что дальше — плевать. По большей части выходило так, что в начале дня он мрачно выглядел, а под конец весело и легкомысленно хлопал глазами. Это происходило оттого, что в начале дня или недели он метался, отыскивая полмешка муки, а под исход этого времени мука находилась. Он быстро переходил из одной крайности в другую: то беззаботно свистел (мука есть), то ходил с осовевшими взорами (муки нет). От отчаяния он быстро переходил к радости, которая была необходима, как отдых.

Чем дальше, тем хуже. У Миная постоянно наготове был мешок, с которым он ходил одолжаться мукой. Приходилось толкаться в двери барина, или Епишки, или некоторых других богачей. Выбора не было. Но барин всегда нажимал: неумелый, он то зря бросал деньги, то нажимал. А Епишка был еще хуже; он просто опутывал человека так, что после этой операции тот и шевельнуться не мог.

Думал Минай ездить по-прежнему в извоз, но и этого нельзя. Его "естественный одёр" больше не годился для извоза. Минай раз думал отправиться на заработки, но и это оказалось немыслимо. На одну зиму уйти не стоит, а на год не пустят. Минай кругом был в долгах, и кредиторы растерзали бы его. Он сам знал, что, уйди он, — его найдут, привезут и положат.

Пробившись так несколько лет, Минай совсем измотался. Вышли очень скверные вещи. Он отказался платить не только недоимки — он ничего больше не платил!

— А! ты не хочешь платить? — спрашивали у него.

— Н-ни магу!

Минаю уже некогда было мечтать о будущем. Он ничего больше не желал, кроме одного — сохранить свои животы хоть еще один годик. А там, что бог даст! Это не голод и не "жисть"; это судороги.

Наконец настало время, когда Минаю нельзя было двинуться ни взад ни вперед; оставалось только топтаться на одном месте и прислушиваться к урчанию желудка; настало время, когда только и оставалось, что начать помирать.

Что же это такое? Почему? Что случилось? Очень немногое. Но Минай не в силах был понять этого немногого, некогда было. Да и случилось это немногое где-то далеко, далеко за пределами парашкинского зрения, куда даже Минаева фантазия никогда не заезжала. "Что же это такое? — спрашивал иногда себя Минай. — Беда, да и только; прямо, можно сказать, "ложись и помирай". Но и такие рассуждения не часто приходили Минаю. Его единственным вопросом было: "Будет ли завтра хлёбово?" С утра до ночи он только и помышлял о том, скоро ли выйдет полмешка? В голове его только и торчал он один, этот самый мешок, который выходит, выходит… вышел!