Фарсалия или поэма о гражданской войне - страница 4

Свой нечестивый сигнал с гудением хриплого рога.

Вспугнут народный покой, и юноши, с ложа вскочивши,

240 Мчатся — скорей отвязать от священных пенатов оружье,

Спавшее в мире давно; хватают погнутые копья,

Ветхие, в дырах, щиты, из которых повылезли прутья,

Сотни корявых мечей, изъеденных ржавчиной черной.

Но, когда Рима значки знакомым орлом засверкали

245 И в окруженьи когорт[55] им Цезарь надменный явился, —

Души их страх охватил, и холодом ужас сковал их,

И на безгласных устах немые застыли упреки:

«О, наши стены стоят на горе так близко от Галлов!

О, это место скорбей! Над всеми народами веет

250 Мир и глубокий покой; а мы для губителей — жертва,

Лагерь их первый всегда! Фортуна! Было бы лучше

Дать на востоке нам дом, иль под северным небом холодным

Дать кочевые шатры, чем ставить нас Лация[56] стражем!

Видели первыми здесь мы набеги сенонов и кимвров,

255 Марса Ливийского гнев и яростный натиск тевтонов, —[57]

Сколько бы раз на Рим ни падали судеб удары,

Здесь — дорога всех войн!». Так ропщут они затаенно,

Явно свой страх боясь выражать; ни единому слову

Скорбь не доверена их; но, как немы поля, когда птицы

260 Смолкнут зимой, как без шума лежит открытое море, —

Так царит тишина. Холодные тени ночные

Свет разогнал, — и факелы войн, язвя своим жалом

Косный в сомнении ум, к боям побуждают, и судьбы

Рушат преграды стыда; Фортуна старается правом

265 Натиск вождя оправдать и находит предлоги для брани:

Все попирая права, сенат из смятенного Рима

Буйных трибунов[58] изгнал, угрожая им участью Гракхов.

Те под знамена вождя бегут, но благо он близко,

С ними спешит Курион[59] — оратор продажный и дерзкий, —

270 Гласом народа он был когда-то, стоял за свободу

И на военную знать дерзал поднимать он плебеев.

Этот, вождя увидав, омраченного тяжкой заботой,

Молвил: «Доколе я мог помогать твоей партии, Цезарь,

Я убеждал продлить твою власть против воли сената

275 В дни, когда было дано мне право стоять на трибуне

И, привлекая к тебе, разгонять сомненья квиритов[60].

В день, как под игом войны угнетенные смолкли законы,

Изгнаны мы из отчих домов и несем добровольно

Ссылку; победа твоя восстановит наше гражданство.

280 Ты, пока недруг дрожит, никакой не поддержанный силой,

Прочь замедленья отринь; созревшее губят отсрочки!

Больше получишь теперь ты за труд и опасность, чем раньше.

Два пятилетья тебя держала Галлия в битвах —

Мира ничтожный клочок. А теперь — хоть несколько стычек

285 Выиграй только — тебе вселенную Рим предоставит!

Ныне ведь пышный триумф твоего не украсит прихода,

И Капитолий теперь священного лавра не просит[61];

Зависть тебя обошла, — и вряд ли тебя не накажут

За покоренье племен! Но сбросить тестя с престола

290 Твердо твой зять[62] порешил; разделить ты мира не можешь, —

Можешь владеть им один!». Призывом своим возбудил он

Новое рвенье к войне и сердце зажег полководца:

Так олимпийский скакун, побуждаемый криком, стремится

Вырваться прочь из оград, хоть еще заперта загородка,

295 Яростно ломится в дверь и ногами сбивает засовы.

Тотчас к знаменам зовет при оружии воинов Цезарь;

Взором суровым смирив смятенье взволнованных полчищ

И мановеньем руки тишину водворив, говорит он:

«О сотоварищи битв, испытавшие вместе со мною

300 Тысячи бедствий войны, — мы десять уж лет побеждаем:

Что заслужила нам кровь, пролитая на северных нивах,

Тяжкие раны, и смерть, и зимний под Альпами лагерь?

Рим не меньше кипит великим военным смятеньем,

Чем клокотал бы, коль вновь Ганнибал перешел бы чрез Альпы:

305 Силу могучих когорт пополняют кругом новобранцы;

Рушатся всюду для флота леса; в морях и на суше

Цезаря велено гнать. Что, если бы эти знамена

Вражеский Марс одолел и с тылу нахлынули толпы

Галльских свирепых племен? Теперь, когда наши успехи

310 Множит судьба, и голос богов на подвиги кличет, —

Нас атакуют! Пусть вождь, расслабленный долгим покоем,

Набранных наспех ведет и сторонников, в тогу одетых[63], —

С ними болтливый Марцелл и Катоны[64] — лишь имя пустое!

Что же? Иль долго еще покупные клиенты Помпея

315 Будут его пресыщать постоянною царскою властью?

Править ему ли триумф, хоть возраст еще не дозволил?