Федькины угодья - страница 13

— Дальше жизнь снова началась, из берегов вышла, как речка во время прилива.

— Вы с Иваном давно знакомы? — я посмотрел на Лаптандэра.

— Партизанили вместе. Оленей у кулаков отбирали. В Первом Совете за одним столом сидели. Хороший партизан был, а дальше криво по жизни пошел, кланяться всем стал. Прямо жить надо, пыжик!

Поет старик. «Пусть все знают: жил одинокий ненец. Семью у него белобандиты извели. Подобрал он в деревне русскую девочку-сиротку, родители которой от тифа померли, вырастил ее. Просит она сейчас приехать в город. Ехать или нет? Кто подскажет. Жизнь вспоминать надо. Долго думать надо».

— А тебе тоже письмо есть!

— Мне? Что ж молчал?

— Не стоишь ты его. Не хотел отдавать. К Олюшке она все ходит, про тебя спрашивает, где да что, как будто я за тебя ответчик. Все Черныш да Черныш. Зачем девку мучаешь, Володимир?

— Кого, Филиппович? — но что-то уже встревожило меня и обрадовало. «Помнит, значит».

«Что ж ты не пишешь, Черныш? А ведь я скоро стану настоящим доктором. Часто вспоминаю Зеленый мыс. Снова туда собираюсь» — это из письма.

Я тоже помню, Нина. Много помню. Помню, как ты попросила однажды взять с собой на охоту. Натянула болотные сапоги, фуфайку надела, шапку-ушанку напялила. Все старое, серое, одни глаза синеют, а в них смешинки… Откуда взялись они?

«Ты, наверно, знаменитым охотником стал? Зазнался. А как с полетом на полюс? А как твоя книга? Ты же обещал писать все-все…»

Что ответить? Я обещал, но нечего писать. Никем я пока не стал. В бухгалтерские дела зарылся. Даже покрикивать начал. Ванюта уже отругал за это. У меня, наверно, главной линии, как у Лаптандэра, нет. Ничего из меня не выйдет. А ты умница. Скоро доктором станешь. Что я тебе?

«На каникулы домой поеду. Ты помнишь адрес мамы? Приезжай. Я буду ждать, Володя. Жду, Черныш…» А дальше приписка: «Слышала от знакомых: Яша в Архангельске грузчиком работает в порту. Лишили его прав радиста. За отчима. Посадили за что-то отчима Яши».

Ждешь, доктор? Если бы… Да не пара мы с тобой.

«Ванюта хвалит нового директора. Растешь, значит? Я так рада. А помнишь, как в последний раз над морем бродили?»

И это помню. Ты что-то сказала тогда. О чем же мы говорили?

О чем? И сейчас, спустя много лет, вспоминаю: мы просто стояли на скале, глядели то на море, то друг на друга. Давно исполнились мои тогдашние мечты купить кожаную куртку, добыть с десяток песцов, ружье заиметь — обязательно двухствольное, с хромированными стволами, хромовые сапоги с голенищами гармошкой. Даже баян держал, но не для меня он: медведь, знать, на ухо наступил.

«Приезжай, жду».

— Баска девка, — говорит Ванюта. — С ума свел…

Ванюта еще что-то добавил, налил в стаканы чаю и повел неторопливую беседу с Лаптандэром.

— Олешки-то как? — спрашивал он.

— Пропало немного. Пыжики замерзли.

Они что-то подсчитывают, советуются, про какие-то сопки разговаривают, про озера, вокруг которых отменные пастбища. И когда Лаптандэр, покачиваясь, встает, собираясь ехать в чум, Ванюта обнимает его, долго стоит на крыльце.

— Уговорил! — смеется он, когда упряжка Лаптандэра скрывается в тундре. — Вместе жениться будем.

И еще осталась в памяти одна ночь. Темная. Осенняя. У входа в губу качался на волнах бот «Ударник», на котором нам завезли два сборных дома, продукты, боеприпасы. Вторым рейсом приедет человек десять охотников. Но мне уже с ними не жить: покидаю Зеленый мыс. В последний раз потянуло сегодня в тундру. Целый день пробродил над морем.

С трудом передвигая от усталости ноги, я не шел, а плелся берегом. Сгущалась темнота. Море билось о скалы, обдавая меня крупными холодными брызгами, прижимая к отвесным скалам, спешило завладеть каменистой полоской сухого берега шириной с человеческий шаг. Я, как попавший в западню зверь, беспокойно оглядывался по сторонам.

Скорей бы добраться до речки, там скалы пологие. В это время впереди блеснул огонек. Я рванулся к нему, проскочил опасное место, поднялся наверх. Речка вышла из берегов и, вопреки здравому смыслу, несла свои воды к истокам.

Попал в переплет. Ни спичек, ни табака, ни хлеба, а ждать придется до утра. И понесла же тебя нелегкая норовых песцов подсчитывать, гусей стрелять. Зачем? Если бы на зиму оставался.