Феми–фан - страница 26

Дама невозмутимо уложила меня на подушку, открыла тумбочку и достала телефонный аппарат.

— Всем сообщите: я решил форсировать события, — приказал Черт.

Я невинно заснул под шум льющейся где–то воды. Блаженство… Руки обернулись во сне женщинами: правая — Зинаидой Афанасьевной, левая Любашей из моего детства. Они жалостно, вразнобой скулили:

— Пыркин, достань лопату, лопату, лопату… нужна лопата, лопата, лопата–та–та–та…

Я злорадно смеялся… Сонная чушь.

Когда проснулся, обнаружил, что без наручников и один. Правда, скоро появился щуплый человечек в сатиновых трусах, кепке и резиновых сапогах. Он поставил на стол огромный чайник, хмуро оглядел меня, запер тумбочку ключ у него под кепкой был — и удалился. Скучный черт из обслуги, так я его определил.

Пришла Анна Борисовна. Флюс ее за время моего сна еще больше вырос. Я из сочувствия посоветовал компресс и в тот же миг сделался лютым врагом бедняги. Неловкость ситуации сгладило явление новых… чертей.

Их было четверо. Пока Анна Борисовна расставляла посуду, я со всеми познакомился:

— Профессор Западловский — Пыркин, очень приятно.

— Плехан Иванович — Георгий Алексеевич.

— Дюка — Георгий.

— Алик — Гога.

Натурально, я видел их в первый раз, но сразу понял: черти обо мне знают и пришли по важному делу.

Но, Кесарь, даже поняв это, я снова ничего опасного не заподозрил! Напротив, мне захотелось понравиться друзьям Попсуенко.

Уселись за стол. Руки вели себя, как встарь — кротко. Я с нежностью подумал: “Ласточки мои…” Началась интеллигентная беседа: о погоде, о реформах, о загранице. Словом, атмосфера была самая раскованная. Я узнал о новых знакомых немного, только то, что профессия горластых молодых чертей, Люки и Алика, называется “бойцы скота”. Плехан Иванович, пожилой господинчике крашеными усиками щеточкой, от расспросов хитро уклонялся. Профессор озабоченно молчал.

Мне были симпатичны все, кроме этого профессора. Он имел неприятнейшее сходство с ящерицей: узкая лысая голова, бессмысленные круглые глазки, юркие движения.

Застолье было в разгаре. “Бойцы скота” дуэтом спели бравую маршевую песню “Эх, эскадрончики мои!..”, Анна Борисовна мрачно сыграла на гитаре, Плехан Иванович рассказал, театрально жестикулируя, неприличный еврейский анекдот. Я тоже решил внести лепту в общее веселье и прочитал из Пушкина: “Шуми, шуми, послушное ветрило…”. Дальше–то я не знал, и никто, по–видимому, не знал тоже. Мне стало неудобно. Все молчали.

И вот тогда заговорил вдруг профессор:

— Говорил я ему: “Евгений, не спеши! А то будет, как в прошлый раз!”

Фраза была загадочная, но явно относящаяся к Попсуенко, и я живо поинтересовался:

— А что было в прошлый раз?

— Что, что! — фыркнул Дюка. — Как говорится, замели…

Анна Борисовна свирепо кашлянула. “Боец скота” умолк.

Тогда я спросил, чтобы поддержать интеллигентный разговор:

— Вы, простите, каких наук профессор?

Вопрос мой не понравился — Западловский моргнул и, почудилось, яростно вильнул хвостом, спрятанным под столом. Дюка с Аликом заржали. Анна Борисовна погрозила мне пальцем с такой злостью, что он чуть не оторвался.

— У нас, юноша, не рекомендуется лишних вопросов задавать, высокомерно и строго сказал Плехан Иванович.

— А это не ваша прерогатива — указывать да выговоры делать! — накинулся на него профессор. — Вы кто? Вы — казначей. Вот и занимайтесь, чем ведено!

Ясно: расстроилось веселье. Руки потихоньку стали почесываться, и я впервые за весь вечер ощутил беспокойство. Оно было ничтожное и противное, как таракан, бегущий по чистой стене.

— Где товарищ Попсуенко? — тихо спросил я.

— Евгений Робертович будет позже. Он поручил мне подготовить вас.

— Профессор, кончай тягомотину, говори все прямиком, — перебили “бойцы скота”.

Западловский вильнул хвостом.

— Вам, Пыркин, посчастливилось стать свидетелем и участником великого исторического процесса.

— Ры–во–лю-ци–он–но–го! — важно пояснил Плехан Иванович.

— Сейчас разве революция?! — всполошился я.

Все, включая Анну Борисовну, засмеялись.

— Поздравляю, вы не знаете, что сейчас революция! А что же тогда по–вашему, что, а? Нет, что? — приставал, издеваясь, профессор.