«Феномен Фоменко» в контексте изучения современного общественного исторического сознания - страница 12

.

Однако конструкторы НХ цинично утаивают от массового читателя своих сочинений суть подобных критических замечаний, заведомо зная, что познакомиться с ними можно, лишь в сравнительно малотиражных (хотя и высокоавторитетных в научном мире) изданиях; уклоняются они последние годы и от открытого устного диспута с оппонентами.

Невероятность НХ очевидна всякому историку. Да и любой более или менее вдумчивый человек заметит, наблюдая не только экспонаты музеев, но и окружающее нас (и прежде всего старинные здания, их интерьер), что невозможно было 600–400 лет назад организовать повсеместно столь массовую индустрию подделок и их перевозки.

На многочисленные фактические ошибки и недостаточное овладение современной исследовательской методикой указано уже в обстоятельных (и во многом очень привлекательных остроумной формой изложения) работах авторитетнейших специалистов, среди которых и академики — языковед А. А. Зализняк, историки Л .В. Милов, В. С. Мясников, В. Л. Янин, математик С. П. Новиков, физик В. Л. Гинзбург[28]). В рекламных аннотациях к изданиям «фирмы Фоменко» неизменно декларируется, что книги их предназначены «для самых широких кругов читателей, интересующихся применением естественнонаучных методов в гуманитарных науках». А. А. Зализняк убедительно показал, что это дезинформация и используются в изданиях последних лет, рассчитанных на широкую публику «обычные гуманитарные методы». Последнюю свою статью «Принципы полемики по А. Т. Фоменко» А. А. Зализняк заключает фразой: «Итак, математическая непреложность «нового учения» есть фикция, Что же касается гуманитарной составляющей этого учения, то ее уровень находится ниже всех принятых в гуманитарных науках норм»[29]. Методологическая несостоятельность концепций АТФ и критики использования естественнонаучных методов в трудах историков (и прежде всего археологов), «дикий произвол» в отборе и толковании исторических явлений й особенно в области филологии, убедительно показаны в статье скончавшегося в 2000 г. философа и методолога науки С .В. Илларионова, опубликованной посмертно в № б журнала «Вопросы философии» за 2002 г.

Поэтому дополнять их соображения новыми указаниями на ошибки, неточности, подтасовки фактов, беззастенчивое жульничество в печатной продукции сочинителей НХ, пожалуй, уже и ни к чему. Хотя, занимаясь более 60 лет изучением истории России времени Ивана Грозного, я мог бы детально продемонстрировать нелепость суждений их об этой эпохе, а также неосведомленность об исторических источниках той поры и о массиве литературы, посвященной периоду правления Ивана Грозного.

Отмечу лишь то, что сочинители НХ опираются, по существу, на исторические и историко-географические представления того времени, когда творил сам Н. А. Морозов. А с тех пор ведь значительно обогатились возможности исторических наблюдений, расширились междисциплинарные научные взаимосвязи. Теперь можно уже выявлять воздействие географического и даже космического факторов на общество как в строго локализованном секторе, так и в сравнительно узких хронологических рамках; усовершенствовались приемы исследования демографических показателей, сведений о повседневной жизни, микроистории в отдаленные эпохи и опознания реликтов их в последующее время (в языке, в обычаях, в понятиях об экологии и имагологии, в социальной психологии); изменились, кроме того, и понятия о шкале ценности исторических источников, т. е. всего того, что может источать информацию, полезную для историка: Фрагменты орудий труда и остатки пищи оказываются подчас интереснее для историка (и особенно этнолога), чем драгоценные художественные изделия, а свидетельства о миграции (людей и предметов обихода, и того, что относим к фауне и флоре) важнее преданий о подвигах и афоризмов «исторических» деятелей.

Выясняется также очень большая роль подсознания при определении не только вкусовых, но и идеологических предпочтений, в приверженности к определенным историко-культурным традициям (выражающейся, в частности, в стремлении к повторению освященного опытом и конкретными действиями многих поколений, становящемуся уже ритуалом). К познанию прошлого и современности нельзя (как становилось все более очевидным) подходить, опираясь только на представления о главенствующем факторе рационального начала, т. е. на постулат господствующего в конце XIX в. позитивизма.