Филологическая герменевтика - страница 3

стр.

понимания: «Нельзя понять вне процесса понимания» (Ленин, ПСС, т. 29, 187). Это требование учитывается далеко не всегда. Дело, конечно, не в том, что в обыденной речи предложение «Я знаю» часто указывает на уверенность в понимании, а «Я понимаю» – на уверенность в знании, и даже не в том, что за понимание принимают «чувство уверенности в правоте» (кстати, такая трактовка понимания иногда поддерживается и в герменевтических сочинениях – напр., Dorsey 1971, 141). Значительно важнее то, что пренебрежение процессом понимания создает превращенную форму понимания – форму, в которой ее происхождение и сущность наличного бытия оказываются замаскированными. Нормальный процесс понимания имеет нормальную форму: я усматриваю в любом осмысленном отрезке текста смысл, читаю (или слушаю) далее, усматриваю дальнейший смысл в следующем отрезке и т.д. Второй акт усмотрения либо прибавляет второй смысл к первому, либо приводит к тому, что первый смысл, взаимодействуя со вторым, как-то изменяет>{7}ся (или даже отвергается), но так или иначе происходит наращивание смыслов. Текст состоит из множества осмысленных микроконтекстов, и наращивание смысла протекает от встречи со вторым микроконтекстом до встречи с последним. Весь этот процесс рефлективен; рефлективно, конечно, и его завершение, когда процесс застывает в результате (т.е. когда понимание превращается в знание и выступает поэтому как знание). Завершающий рефлективный акт ставит меня перед вопросом «Что же я понял?», и я отвечаю на этот вопрос утверждением, которое в своих определениях обнаруживает процесс собственного становления. Иначе говоря, моя конечная рефлексия после, скажем, прочтения целого литературного произведения есть рефлексия очень большого опыта, возникшего в процессе восприятия, понимания, смыслообразования, наращивания смысла, причем этот опыт складывается именно в процессе действий со множеством последовательных и логически взаимообусловленных микроконтекстов.

Совершенно другой итог складывается при пренебрежении процессом понимания, когда практически вся работа рефлексии активизируется только при выходе к результату. Таково, в частности, эпифеноменальное понимание – одна из превращенных форм понимания. Здесь процедура резко отличается от нормальной. Человек читает микроконтекст за микроконтекстом, и при этом, разумеется, декодируются знаки как носители значений. Например, каждая реплика «Вишневого сада» Чехова кажется понятной. Так, Петя Трофимов говорит: «Меня в вагоне одна баба назвала так: облезлый барин». Соответственно, ориентированный на эпифеноменальное понимание читатель понимает, что одна баба в вагоне назвала Трофимова облезлым барином. При этом читатель не рефлектирует, а потому и не понимает, как в глазах людей выглядит герой, отвечающий этой репликой на вопрос, почему он в последние годы так постарел. Петя Трофимов говорит капиталисту Лопахину: «Вот как в смысле обмена веществ нужен хищный зверь, который съедает всё, что попадается ему на пути, так и ты нужен». При описанном способе понимания принимается к сведению, что хищный зверь все съедает на своем пути, что Лопахин – как хищный зверь или даже, что постаревший студент Петя Трофимов выразительно сравнивает капиталиста Лопахина с хищным зверем и т.д. и т.п.

Хотя при этом все знаковые ряды декодированы, от внимания ускользает содержательная форма микроконтекстов с их своеобразным синтак>{8}сисом («Как в смысле обмена веществ нужен хищный зверь...»), претенциозными речевыми автоматизациями («хищный зверь... съедает все, что попадается ему на пути») и другими весьма многочисленными признаками. Все эти признаки при данном способе понимания не приводят к наращиванию смысла. Например, претенциозные автоматизмы Пети Трофимова никак не приращиваются к смыслу претенциозных автоматизмов других героев, например, Епиходова, который тоже пользуется синтаксисом, сходным с Петей образом: «Наш климат не может способствовать в самый раз...» Вообще не замечается, что все герои говорят автоматизмами, да и вся содержательная форма текста не дает опыта, фигурирующего в рефлексии. Лишь когда прочитана вся пьеса, читатель описываемого типа