Философские арабески - страница 55
Весь исторический опыт человечества говорит за то, что явления сознания (в широком смысле слова, как психического) связаны с органической жизнью. О растениях — мы только строим гипотезу, что здесь может быть что-то инстинктоподобное; что объективно наблюдается, например, в гелио[207] — и геотропизме[208]. Мы имеем основание продолжать, качественно понижая тип психического, то, что мы наблюдаем и в чём твёрдо уверены, когда говорим обо всем животном мире. Но когда мы делаем скачок к неорганической природе и не делаем скачка в вопросе о свойствах её, то это противоречит всему нашему опыту. А положительных данных за сознание в неорганическом мире нет ровно никаких. Следовательно, нет основания даже для гилозоизма, но говоря уж о панпсихистских концепциях, которые некоторых подкупают своей «стройной простотой». Простота здесь, однако, поистине «хуже воровства». Логически налицо тут явное упрощение действительности, а не выражение действительной простоты. Здесь односторонне раздувается, преувеличивается, неправомерно обобщается — неисторически и антидиалектически одно из свойств действительности, универсализируется то, что реально существует лишь при определённых условиях. Вместо многообразия природы, которое развёртывается в её единстве, предлагается её несуществующее единообразие. Вместо скачкообразного развития и появления нового выступает сплошность с отрицанием и нового, и скачка в самом решающем пункте: Вместо исторического возникновения сознания предполагается его постоянство во всем и везде. На самом деле диалектика природы своим важнейшим моментом имеет как раз раздвоение на обладающую психикой органическую природу и на природу неорганическую — в этом и состоит исторический, реальный, объективный процесс раздвоения на противоположности; эти противоположности переходят одна в другую: неорганическое переходит в свою противоположность, в органическое; органическое переходит, распадаясь со смертью, в свою противоположность, в неорганическое; единство обоих моментов — природа в целом, которая мыслит через человека, в человеке, являющемся составной частью природы, и только так. Никто ещё не открыл чуда мышления без мозга. А между прочим, для наиболее восторженных сторонников гилозоизма характерно то, что они ищут, так сказать, высших типов психической жизни, и ищут их в «величественных» крупных «индивидуальностях», типа Солнца, звёзд, Космоса и т. д. Здесь гилозоизм переходит в гилозоистический пантеизм. Когда мы разбирали вопрос о художественно-эстетическом отношении к природе мы видели, что человек сопереживает ритмику природы, «живой природы». Но там же мы выяснили и относительность этой жизни и недопустимость отождествления и перерастания этого чувства вне суждения об универсальной одушевлённости. Между тем, ведь, совершенно правомерен столь чудовищный на первый взгляд вопрос, обращённый по адресу гилозоистов, скажем, солнцепоклонников: скажите же, однако, что функционирует в этом гигантском океане раскалённых жидкостей, газов, паров,— как мозг, нервная система или высшие формы этих органов? Вопрос — нелепый, абсурдный. Но он абсурден потому, что абсурдна вся гилозоистская позиция, хотя в ней много подкупающих черт субстанциальность материи, понимание всеобщности связей, Универсума, понимание целокупности всего и т. д. Это и даёт ей своеобразный тон чего-то интеллектуально-высокого. Однако, строгое мышление не может жить без суровой самокритики, и точка зрения гилозоистов — а тем более панпсихистов — должна быть отвергнута. Особой аргументации против панпсихистов развивать не стоит, ибо всякому понятно, что, если рушится гилозоизм, то тем самым рушится и панпсихизм.
Итак, мы имеем исторический ряд:
1) неорганическая природа;
2) скачок к органическому через generatio aequivoca;
3) простейшие формы органического с зародышевыми формами психического;
4) скачок к более сложным формам с ощущениями;
5) скачок к ещё более сложным формам с представлениями и т. д.;
6) скачок к общественному человеку с его мышлением.
Разумеется, все эти скачки — не исторический галоп: мы здесь хотим лишь ещё раз сделать ударение на диалектическом характере исторического процесса: наивностью является валить в один горшок, как выражаются немцы, и камни, и горы, и планеты, и электроны, и собак, и инфузорий, и людей.