Флорентийка и султан - страница 51

Несколько косичек было перекинуто на грудь, но основная масса струилась но спине, прикрывая плечи дивной, позванивающей, золотой накидкой.

До талии платье плотно облегало тело. Грудь же оставалась обнаженной, поскольку в платье был овальный вырез. От талии оно ниспадало свободно и пышно. Рукава, сверху тоже узкие и облегающие, к локтю расширялись, прикрывая руки и свисая до пола. Под платьем были одеты причудливые турецкие шаровары со множеством сборок, доходивших до щиколоток. Золотая тесьма почти целиком покрывала тонкую прозрачную блузку зеленого или синего цвета.

Этот костюм дополняла кашемировая шаль, повязанная на талии так, что свисавшие концы были разной длины. С виду этот костюм казался простым, но, наверняка, стоил больших денег.

Ногти на руках танцовщиц были выкрашены хной, а веки – сверкающим блеском.

Я чувствовала себя немного смущенной, но для Аслан-бея это зрелище, по-видимому, было столь же привычным, как для нас – маски на венецианским карнавале. Он невозмутимо потягивал трубку кальяна, в то время как танцовщицы приблизились к нему, грациозно покачивая бедрами.

К счастью, музыканты играли не слишком громко, и под этот аккомпанемент женщины исполнили нежную, сладострастную песню.

Капитан Манорини, который сидел рядом со мной, шепнул мне на ухо одно слово:

– Альмеи.

Так назывались эти восточные танцовщицы.

После танца, исполненного перед Аслан-беем, они подошли к нам, сделали изящный пируэт и снова отошли. Их медленный танец изобиловал причудливыми фигурами. Хотя альмеи все время двигались, им, однако, удавалось сохранять простые и величественные позы, которые воскрешали в памяти античные статуи.

Но постепенно их танец становился все стремительнее, движения – сладострастнее, жесты – зазывнее, певцы начали петь, к альмеям присоединился шут и, встав в центре, начал принимать непристойные позы. Потом между четырьмя женщинами и их партнером разыгралась сцена, напоминающая борьбу вакханок с сатиром. Наконец, растрепанные, тяжело дыша, они замерли.

За первым действием последовало сольное выступление. Музыка снова стала спокойной и бесхитростной.

Одна из танцовщиц стала изображать, как девушка прогуливается по саду и собирает цветы для букета. Это было похоже на небольшую пантомиму, вроде тех, что разыгрывают на улицах Флоренции бродячие актеры. Все это сопровождалось пением музыкантов.

С большим искусством танцовщица показывала, как ее героиню пугают пчелы, рассерженные тем, что она сорвала цветок. Девушка прогоняет пчел и продолжает собирать цветы. Но пчелы возвращаются. Тогда девушка сняла пояс, чтобы отогнать их, но одна пчела забралась ей под платье. Тогда девушка в испуге сорвала платье, рубашку, пышные пантолоны и осталась совершенно голой. Страстные, неистовые, стремительные, необузданные движения танцовщицы заставили меня опустить глаза.

После того, как танец закончился, и программа нашего пребывания у Аслан-бея подошла к концу, я поблагодарила Бога за то, что он избавил меня от продолжения этих бесстыдных зрелищ.

Но, узнав о том, что мы еще не нашли место для ночлега, друг сеньора Гвиччардини предложил нам свой дом. Меня отправили на женскую половину, где отвели отдельную комнату. У Аслан-бея было восемь или десять жен. Я знала прежде о том, что у каждого правоверного мусульманина есть целый гарем. Но увидеть этих несчастных женщин собственными глазами мне пришлось впервые в жизни.

Правда, они отнюдь не показались мне несчастными. Жены Аслан-бея выглядели вполне довольными и дружелюбными.

К счастью, мне не пришлось делить с ними жилище, потому что эти турчанки, среди которых я заметила и одну русоволосую женщину, тут же принялись сверлить меня пристальными взглядами. Хвала господу, евнух быстро провел нас в отдельную комнату, уставленную весьма скромной мебелью.

Укладываясь в постель, которая почти не отличалась от европейской, я думала над тем, что мне сегодня пришлось увидеть.

Христиане наказываются за многоженство и порицают содержание наложниц. Здесь же, наоборот, поощряют гаремы и никак не ограничивают количество наложниц. Для христиан женщина должна быть супругой, сестрой, другом. У них же – рабыня, обреченная жить затворницей: ведь только господин вправе подойти к ее жилищу. Но самое ужасное состоит в том, что все они должны ходить, закрыв лицо покрывалом. Стоит ей поднять покрывало – и с плеч упадет голова. Значит, чем красивее женщина, тем несчастнее, ибо из-за этого жизнь ее висит на волоске.