Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.) - страница 9

Если ограничиться характеристикой типа хозяйства, то с первого взгляда может показаться, что XVI–XVII века не принесли французской деревне никаких значительных перемен. Такой точки зрения придерживаются и теперь некоторые французские историки.[40] Однако бесспорное длительное сохранение во Франции мелкокрестьянского хозяйства не должно заслонять от исследователя весьма важных явлений иного порядка. Принявшая широкие размеры продажа крестьянских участков, превращение значительной части крестьян из цензитариев в арендаторов, развитие срочной аренды (преимущественно испольной) и ее экономическая природа, основные причины этих процессов — вот круг тем, которые необходимо рассмотреть при изучении французской деревни в XVI в.

Огромная масса использованного историками документального материала рисует утрату земли беднейшими крестьянами почти во всех французских провинциях с теми или иными местными отличиями. В экономически передовых областях и вокруг больших городов этот процесс протекал наиболее интенсивно. Крупное землевладение буржуазии и нового дворянства возникло на основе скупки именно крестьянской земли, ибо церковные владения были неотчуждаемы, а дворянские фьефы представляли собой в то время по преимуществу не земельные массивы, а феодальные платежи, так как собственно господская земля (domaine proche или réserve) была в большинстве случаев ничтожных размеров.

Цифровых данных, даже примерных (таких, как для Англии), определяющих размах этого процесса, для Франции пока еще не существует. Однако ряд исследований, например книга Раво, показывает, что в результате долгого и кропотливого исследования архивного материала можно будет и для Франции XVI в. получить более или менее точные цифры. Трудно ответить и на вопрос о динамике этого процесса в XVI в. и о размерах, которые приняло обезземеление крестьянства к началу XVII в. Некоторые данные позволяют предположить, что скупка крестьянской земли значительно усилилась во второй половине XVI в. и особенно в самом конце века, когда крестьянству пришлось крайне туго. В мирное правление Генриха IV процесс этот как будто несколько приостановился. Более определенные суждения по данному вопросу пока что преждевременны.

Непосредственной причиной продажи крестьянской цензивы в подавляющем числе случаев была долговая несостоятельность крестьянина, ибо задолженность ростовщикам вовсе не оставалась всего лишь задолженностью. Ипотечные платежи и ренты представляли для кредитора интерес не столько сами по себе, сколько как средство для завладения землей. Как правило, крестьянин не мог выпутаться из долгов и рано или поздно неизбежно терял частично или полностью свою землю.

В XVI в. это явление приняло широкие размеры. По документам можно воочию увидеть процесс экспроприации задолжавшего, разоренного держателя — цензитария. Крестьянские участки (цензивы) продавались за долги, зачастую за бесценок. В конце XVI в., когда разорение крестьянства было особенно велико, достаточно было всего 2–9 лет, чтобы заимодавец мог полностью присвоить заложенную землю. Часты были случаи продажи цензив, когда у продавцов ничего уже не оставалось и покупатели оставляли им в пожизненное владение дома за ренту. Еще чаще случаи, когда, продавая цензиву, крестьянин не владел ни скотом, ни сельскохозяйственным инвентарем, и землевладелец сдавал ему в аренду его бывшую цензиву, снабженную целиком хозяйским скотом и орудиями.[41]

Юридической основой такого рода продаж было прочно укоренившееся с XIII–XIV вв. право лично свободного крестьянина распоряжаться своим земельным участком. Это право явилось результатом развития товарно-денежных отношений, втянувших и землю (дворянскую и крестьянскую) в орбиту своего воздействия, превративших ее в товар. Реализовать же свое право на залог и отчуждение цензивы крестьянин мог в силу того обстоятельства, что на эту цензиву всегда существовал усиленный спрос со стороны горожан. Крестьянскую землю скупали не дворяне и не церковь. Росту церковного землевладения давно был положен предел государственной властью, а дворянство, раздавая за ценз пустующие земли или последние остатки барской запашки (