Французская Советская Социалистическая Республика - страница 8

стр.

— Наградные списки — это дело председателя Комитета.

— Но как комиссар республики ты будешь стоять над всеми ведомствами… Ладно, безголосого петь не научишь. Мой личный тебе совет: не бери все на себя, дай и другим возможность отвечать и за будущие успехи и за будущие ошибки.

— Понял, — вздохнул я, — сложилось уже мнение, что лавров я Комитету не принесу. Однако не такой уж я кретин и о своих коллегах никогда не забывал. Постараюсь. В этом отношении недооценивают меня наверху. Ошибаются.

Илья Петрович покачал головой:

— Хотелось бы верить. Но Комитет никогда не ошибается.

3

Я летел самолетом Аэрофлота, рейсом Москва-Париж, и когда объявили, что под нами Берлин, вспомнил свой разговор с Ильей Петровичем.

В общем, это случай жребия, не так крутанулась рулетка, дуриком выпало мне — но главное, я назначен исполнителем воли Комитета, самой могущественной и провидческой организации в мире. Меня ожидают огромные трудности и, право, преждевременно и глупо примерять орденские колодки, но раз Комитет решил — враг будет разбит, победа будет за нами! (Так, кажется, говорил Сталин.) Ведь вот как разыграли с Германией, а дело было посложнее. Кстати, и мне во Францию дорогу проложили.

Наивные люди спросят: при чем тут Комитет? Это, мол, государственная политика и военная мощь Советского Союза.

Отвечу: играл-то весь оркестр, но ноты писались в недрах Комитета. Да, запугали ракетами, подняли движение пацифистов, создали общественное мнение, что, мол, в случае даже ограниченного военного конфликта от ФРГ останутся одни угли. Плюс разогрели немецкий национализм — дескать, пусть будем нейтральны, но независимы от американцев. Так ведь это все элементарно, на земле лежало, еж и тот бы додумался…

Нет, был гениальный план — сначала заманить немцев идеей объединения ФРГ и ГДР, а потом доказать им, что эта идея невозможна, и в этой невозможности — гарантия независимости (в рамках нейтралитета) Западной Германии. И немцы поверили, и американцы поверили, а точнее, вынуждены были принять. Американцы попались на удочку. Они рассудили, что в сложившейся обстановке предпочтительнее иметь нейтральную Германию, чем советскую Германию. Вот где мы их обвели вокруг пальца. И не затем нам нужна финляндизированная Германия, чтоб получать с нее электронику — машины, ширпотреб и промышленное оборудование. Тоже, между прочим, не мешает курицу, несущую золотые яйца, не убивают.

Однако и это не решающий довод. На своей истории мы стольких золотых кур покалечили или отправили прямиком в бульон — нам ли останавливаться на достигнутых успехах? Да и немцы не простаки, не согласились бы играть роль золотой курицы, живущей постоянно под занесенным топором. Повторяю, все было тоньше. Немцы, наконец, догадались, что мы заинтересованы в капиталистической Западной Германии, ибо объединенная Германия, даже под коммунистическим флагом, — это крушение всей советской европейской политики. Когда американцы это осознали — было уже поздно. Но почему нам страшна объединенная Германия? Да потому, что восемьдесят миллионов немцев, даже с коммунистическим правительством, — это все равно самостоятельное германское государство. А германское самостоятельное государство начинает развиваться по своим особым законам. И мы не забыли, что когда-то Германия, воюя на два фронта, сумела дойти до наших волжских берегов. Бог помилуй от такого союзника! Хватает с нас коммунистического Китая. Тут скажут — мол, в случае чего, танками задавим, как Венгрию и Чехословакию. Нет, объединенную Германию танками не задавишь! Немцы — не чехи, будут драться! Тут возразят — у нас, дескать, ядерные ракеты. Однако против коммунистической Германии мы их не сможем применить, иначе нам надо будет закрывать лавочку в Африке, Азии и Латинской Америке. Прогрессивные революционные режимы, на, которые мы делаем основную ставку, нам такого не простят.

Теперь западные немцы живут припеваючи, спокойно поплевывая по обе стороны границы. Их нынче ничто не колышет. Вот что значит вовремя подкинуть идею, которая всех устраивает. А кто автор идеи? Как писал поэт «люди, чьих фамилий мы не знаем». Но я-то знаю. Со мной на одном этаже работали.