Французская военная миссия в России в годы Первой мировой войны - страница 19

Французы в этот период столкнулись с тем, что Россия не соответствовала их представлениям о державе, готовой к войне. Они рассчитывали, что Россия их поддержит, но в реальности Франции самой пришлось взять на себя груз поддержки Российской Империи. Лучше всего это умонастроение выразил Раймон Пуанкаре в дневниковой записи от 19 сентября 1915 года: «Значит русский колосс — действительно колосс на глиняных ногах? Как нам поддержать его?»[148].

В первой половине января 1916 года военный министр Франции Галлиени писал в Совет министров: «Опыт кампаний 1914 и 1915 годов показал, что между Францией и Россией не сложилось тесного взаимодействия в том, что касается Высшего военного управления. Первая попытка исправить это положение была предпринята в виде отправки миссии генерала По, но эта миссия, несмотря на высокую квалификацию её руководителя не принесла желаемых результатов»[149]. Кроме необходимости налаживания более эффективного коалиционного взаимодействия, неотъемлемым инструментом которого была военная миссия, в её отношении возникла ещё одна трудность: задачи, стоявшие перед французской миссией, неуклонно возрастали, она играла роль не только «связующего органа» между двумя верховными главнокомандованиями воюющих держав и содействовала поставке вооружения и боеприпасов, но становилась ответственной за экспорт технологических инноваций и координацию деятельности растущего французского военного и технического персонала на территории России.

В июне 1915 года Жозеф Жоффр представил в Военное министерство проект централизованного «управления войной» под эгидой французского Генштаба. Согласно проекту предполагалось выделение каждой союзной страной аккредитованного генерала, детально осведомленного о положении своей армии[150]. В пространстве коалиционной войны Россия вместе с Сербией и Италией мыслились Жоффром как единое целое Восточного фронта, направленного против Центральных держав[151]. Более того, французский главнокомандующий полагал, что эффективный прорыв возможен именно на Восточном фронте, в связи с чем придавал особенное значение своевременному материально-техническому обеспечению России и восстановлению её армии для грядущего наступления[152].

Сотрудник Второго бюро Пьер Паскаль, будучи в Генштабе в Шантийи, равным образом отметил, что там он «кроме кодирования и дешифровки познал всю относительность идеи союзничества: перед русским военным атташе бравым полковником Игнатьевым, издалека возвещавшим о себе звоном шпор, закрывались все досье»[153]. Похожая ситуация сложилась и в России, о военном министре Шуваеве он вспоминал так: «Полковник рассказывал мне, что посещая с ним Кавалерийскую школу, он услышал его слова: «Военного атташе здесь нет, значит, можно говорить…»[154]. И также впоследствии: «Кажется, Аверьянов[155] отказался принимать иностранных военных атташе, сказав: «Это такие люди, толком не знаешь, что им сказать… Лучше их не видеть совсем»[156].

Несмотря на то, что режим секретности был естественной практикой в любых вооружённых силах, логика коалиционного взаимодействия и опыт Первой мировой войны позволили говорить о переходе от «старой дипломатии», основанной на национальном интересе и секретности, как основном методе работы, к «новой дипломатии», предполагающей повышение уровня доверительности во взаимоотношениях партнёров по коалиции[157]. Это подтолкнуло Жоффра к очередным кадровым перестановкам. Он принял решение заменить генерала По на посту главы Миссии генералом Жаненом, прекрасно знающим русский язык, пользующимся серьёзным влиянием и уважением в русском штабе[158].

Изначально военное министерство Франции подавало ситуацию следующим образом: дивизионный генерал де Лагиш займёт пост военного атташе при русском Императоре, генерал По останется главой французской военной миссии, а генерал Жанен — станет его помощником[159]. Однако, подчинение генералу По было, скорее, формальностью. В апреле 1916 года он уже не мог полноценно исполнять свои обязанности, так как его здоровье оставляло желать лучшего. На отъезде По настаивала и русская сторона, вопрос его возвращения во Францию был делом времени. Майор Ланглуа так писал верховному главнокомандующему: