Французские гастроли - страница 7

— Высыпал на стол всё что в нём находилось, а потом протянул его мне и сказал, что в дно этого саквояжа зашиты две тысячи царских рублей в золотых монетах. Это всё что он может для меня сделать в память о своём друге. А потом позвал начальника ЧК и опять на него кричал, приказал поставить меня на продуктовое довольствование при ГПУ как вдову погибшего за дело революции. И что теперь тот лично отвечает за моё спокойствие и чтоб все сотрудники об этом знали. Он будет проверять это лично. — мама гордо повела плечами, мол, знай наших!

— А мне посоветовал в случае новых притеснений обращаться прямо в Москву в ЦК ихней партии, так как там много товарищей кто был знаком с моим Юзеком по ссылкам и каторге. Они всегда помогут. Но больше меня никто не трогал и паёк до сих пор ежемесячно получаю. Не такой уж и большой и ноги всегда подгибаются, когда захожу в столовую ГПУ, но раз мне положено то пусть выдают! — и глаза мамы вновь воинственно заблестели.

Да-а-а Мама! Сколько же ещё «скелетов» в твоём персональном шкафу? То, что Дзержинский возил с собой этот потёртый коричневый саквояж меня не удивило. Все профессиональные революционеры «по привычке» всегда с собой имели НЗ на случай поступления внезапной команды «товарищи, тикайте огородами!» Раньше это не афишировалось, но в моё-то время «исподнее» им прополоскали знатно, да и документы сохранились.

Кто-то любил золотые часы и портсигары, как тот же Троцкий, возивший с собой «золотой запас» в том числе и для поощрения отличившихся командиров. Кто-то, как Ворошилов и Свердлов, любили более компактные «брюлики» но и фунтами не брезговали, а вот «железный Феликс» предпочитал швейцарские франки, английские фунты или царские десятирублёвики. Как говорится «на вкус и цвет товарищей нет». Но теперь мне стал понятен страх мамы перед чекистами, натерпелась…

— И Вы, мама, так ни разу и не воспользовались «подарком»? — тщетно пытаюсь найти следы «взлома сейфа» но так и не нахожу. — А зачем мне это? Слава богу с голода умирать не пришлось, да и паёк выручал на первых порах. А затем и сама начала зарабатывать. Вот моё богатство! — и мама горделиво показывает мне свои руки. — Мамочка, да ты у меня сама чистое золото! Настоящее сокровище! — целую маму в заалевшую щёку и любуюсь на смутившуюся женщину начавшую застенчиво теребить фартук. — Ну ты и выдумщик, Мишка! Да ну тебя!

Ну всё! Маршрут проложен, билет на советский теплоход «Крым» уже куплен, послезавтра отплываю до Стамбула. Там два дня перекантуюсь в гостинице и на турецком грузовом пароходе «BULENT» отплываю в Алжир, где меня уже будет ожидать французский «Lamoriciere» с прямым рейсом до Марселя. Белла очень помогла в составлении графика и со «стыковкой» рейсов. Прямых пассажирских рейсов из Одессы в Марсель в этом году пока ещё нет.

Обещают, но, когда это будет? Сидим вчетвером на кухне и пьём чай. Ага, кроме меня и мамы ещё и Белла с Сонечкой в гости пришли. Девушку жалко, как-то она совсем сникла и притихла, похоже и правда заболела. Видно, что её лихорадит, вчера и сегодня весь день мама была с ней. О чём они говорили мне неизвестно, но Соня хоть улыбаться начала, а то после «порки» совсем в себе замкнулась.

Лежу в кровати и не могу заснуть. В сотый раз перебираю планы на Францию, что и в какой последовательности буду делать. Что в первую очередь и на что стоит обратить особое внимание. «Виртуальный дневник» изучен и тщательно выверен. Ошибок никаких не вижу, но всегда что-нибудь «идёт не так». Зеваю. Ладно, «война план покажет». Хм, почему-то некстати вспоминается «Хочешь рассмешить бога — расскажи ему о своих планах». Отмахиваюсь от этой неприятной мысли и закрываю глаза в предвкушении скорой встречи с Парижем. В голове словно колыбельная тихо звучит песенка Ив Монтана "О Париж!"

Я снова в пути и любимый мой город,

Мне снится в ночи за сеткой дождя…

От сумы да тюрьмы не зарекайся!

Поговорка

Юрий Моисеевич был в ярости. Внешне для постороннего взгляда это почти никак не проявлялось. Разве что его состояние выдавали чуть потемневшие карие глаза, поджатые губы под щегольскими усиками, лёгкая испарина на ранних залысинах да побелевшие костяшки пальцев, сейчас нервно сжимающие перила пролётки, везущей его к месту службы. Но для людей, давно знающих товарища Перцова, с одного взгляда стало бы понятно, что начальник оперативной части Одесского ГПУ зол. Очень зол. И горе тому, кто вольно или невольно стал причиной этого гнева.