Французский рыцарский роман и вопросы типологии жанра в средневековой литературе - страница 10

Древнеримская литература (Овидий, Вергилий, Стаций и др.) дала возникавшему роману многие элементы своей поэтики — и повествовательные приемы, и во многом стилистику. Дала сюжеты. Сюжеты обширных повествований о падении великой Трои, о походе семерых против Фив, о скитаниях удачливого Энея и о частных, камерных судьбах — о сердечных невзгодах, о непредсказуемых нечаянностях любви. Поздний греческий роман, в частности такой значительный его памятник, как «История Аполлония, царя Тирского» [23], дал идею превратности человеческого существования, дал сюжетную модель, по которой будут созданы затем многие романы, рассказывающие о стойкости в любви, несмотря на все препятствия, о неустанных взаимных поисках и их торжестве в конце книги (таковы и «Флуар и Бланшефлор» и «Коршун» Жана Ренара, и многие другие).

Но среди литературных источников рыцарского романа должны быть учтены не только памятники античности. Мощное воздействие на формирование романа как жанра оказал фольклор. Во-первых, фольклор восточный, из которого в роман перешли многие сказочные мотивы [24]. Впрочем, при всей близости рыцарского романа к богатырской сказке, они представляют собой явления типологически разные. Но кроме интернационального фольклора на возникновение романа повлиял и фольклор местный, т. е. кельтский, с его особым отношением к природе, насыщенностью своеобразной фантастикой и т. д. Здесь нет необходимости излагать историю возникновения и развития бретонских сказаний и их воздействия на западноевропейскую литературу. Отметим лишь, что северофранцузское общество было хорошо подготовлено к восприятию артуровских легенд. Здесь столкнулись, переплелись и взаимообогатились несколько культурных традиций — кельтская, англо-саксонская, французская. Здесь был широко распространен билингвизм. Артуровские сказания имели широкое хождение по обе стороны Ла-Манша. В первой трети XII в. эти легенды получили новую редакцию, сперва на латинском языке под резвым пером Гальфреда Монмутского, а вскоре и на новых языках (прежде всего, французском) — трудами замечательных средневековых поэтов.

Рыцарский роман, сначала на античные сюжеты, но вскоре и на сюжеты кельтских сказаний, возник не только в определенный момент развития феодального общества. Можно определить и место его рождения.

Судьбы французского феодального общества изучены в настоящее время достаточно детально. Непреложно установлено, что в интересующий нас период на смену большим сеньориям каролингской эпохи пришли более мелкие феодальные дворы — рыцарские фьефы, находящиеся в сложных взаимоотношениях между собой, а также с королевским доменом и окрепшими к тому времени городами. Именно при таких дворах культивировалось рыцарское «вежество» и зародилась куртуазная литература. На юге Франции подобные дворы были особенно малы, но это ни в коей мере не умаляло сознание «особости» их членов, их вознесенности над остальным миром. Быть может, даже наоборот, микроскопичность южных фьефов, отсутствие там крупных сеньоров (пожалуй, за исключением графов Тулузских[25]) укрепляли горделивое представление феодалов о своей значительности и равенстве с другими владельцами земельных наделов и замков, пусть даже более могущественных.

Таким образом, число феодальных дворов средней руки заметно выросло. Жизнь в этих дворах, при всех географических и социальных различиях, приобрела известную однотипность. Стабилизация экономики, заметный рост торговли (как раз в это время становятся особенно популярны знаменитые шампанские ярмарки в Барсюр- 06, Труа, Провене и Ланьи), усилившиеся контакты с соседними странами, известная упорядоченность фискальной системы — все это сделало придворную жизнь более пышной и красочной, чем в предшествующий период. Нравы смягчились. Наряду с прежними увеселениями, сводившимися к охоте и воинским упражнениям, стали широко культивироваться музыка и поэзия. Заметно усилился интерес к античному наследию (немало памятников древнеримской литературы сохранила нам как раз эта эпоха). Вряд ли можно говорить о «гуманизме» XII века, но какие-то сдвиги в этом направлении в западноевропейской культуре того времени нельзя не заметить.