Французский рыцарский роман и вопросы типологии жанра в средневековой литературе - страница 18

В этом смысле любовь героев рассудочна, она не знает не только самозабвенного порыва Тристана и Изольды, но и прихотливости отношений персонажей Кретьена.

Мы не склонны зачислять «Роман о Фивах» в разряд произведений неудачных, бесконечно архаичных уже для своей эпохи, как это делает такой крупный современный знаток средневековой французской литературы, как Ж.-Ш. Пайеп[32]. Но как и другие романы 50-х годов, «Роман о Фивах» — произведение переходное, вернее, подготавливающее следующий этап развития романа. Оно очень типично как попытка приспособить античный сюжет для нужд своего времени, перелицевать его в духе идеологических представлений эпохи[33]. Феодальная терминология встречается в «Романе о Фивах» на каждом шагу. Она проявляется не только в описании осад и поединков, особенностей замкового быта или деталей вооружения. Сознание героев — это сознание феодальное. Оно пронизано представлениями о вассальном долге, правах сюзерена и т. д. Нельзя также не отметить стремления вычленить из общего контекста повествования в известной мере дискретные любовные интриги, что явилось весьма продуктивным новшеством.

Акцент на подобных любовных коллизиях, также сочетающихся с псевдоисторическим фоном, окрашенным чертами феодальной повседневности, находим мы и в гигантском создании придворного историографа Генриха II Плантагенета, ученого клирика Бенуа де Сент-Мора. Если «Роман о Фивах» восходил к хорошо известной в эпоху средних веков «Фиваиде» Стация, то свой «Роман о Трое» Бенуа де Сент-Мор основывал на латинских средневековых пересказах Гомера (Дарес Фригиец, Диктисиз Крита).

Не приходится удивляться, что сюжет об истории разрушения древней Трои заинтересовал Генриха II и его двор. Благодаря хитроумным выкладкам историографов британцы как бы оказывались потомками легендарных троянцев (в романе Бенуа доминирует не прогреческая, а протроянская точка зрения на описываемые события). Но в старом сюжете, а вернее в его повой обработке, кочующих придворных Генриха привлекало и другое — обилие экзотики и фантастики, смелый полет вымысла — с одной стороны, подробнейшее детализированное описание осад и сражений — с другой, географические и исторические подробности — с третьей. Клирик Бенуа сделал заявку на энциклопедичность; он не только пересказал содержание «Илиады», но и изложил предысторию Троянской войны — поход аргонавтов, любовь Язона и Медеи, похищение Елены, дипломатические переговоры накануне войны и т. д.; а рассказывая о государстве амазонки Пентезилеи, он суммировал географические и исторические сведения о Ближнем Востоке, которые были в его распоряжении. Главное место занимает в этой огромной книге описание сражений (таких битв в романе 24; 13 из них описаны особенно подробно), а также военных советов и переговоров. Любовный момент в книге присутствует, но не играет сюжетообразующей роли. Тем не менее автору удалось наметить индивидуализированные образы своих героинь. Это ветренная Бризеида, давшая обет верности Троилу, но позволившая себя увлечь Диомеду, это пылкая, но робкая одновременно Медея, которая не может побороть вспыхнувшую в ней любовь к Язону, наконец, это Поликсена, как бы ощущающая трагический финал своей любви к Ахиллу. Эти три любовных истории не занимают в романе много места, однако Бенуа именно здесь проявил не только свой неутомимый поэтический талант и изобретательность, но и попытки создать индивидуализированный характер. Достигается это хотя бы неожиданными деталями портрета. Такова, например, кокетливая родинка на лбу Елены; таковы сросшиеся брови Бризеиды как символ ее роковых чар: