Футурономия. Социум - страница 23
А во-вторых, авторам нравилась придуманная ими концовка. Там у них Максим Каммерер, пройдя сквозь все круги и добравшись до центра, ошарашенно наблюдает эту райскую жизнь, ничем не уступающую земной, и общаясь с высокопоставленным и высоколобым аборигеном, и узнавая у него все детали устройства Империи, и пытаясь примирить непримиримое, осмыслить не осмысливаемое, состыковать не стыкуемое, слышит вдруг вежливый вопрос: «А что, разве у вас мир устроен иначе»? И он начинает говорить, объяснять, втолковывать: о высокой Теории Воспитания, об Учителях, о тщательной кропотливой работе над каждой дитячьей душой… Абориген слушает, улыбается, кивает, а потом замечает как бы вскользь: «Изящно. Очень красивая теория. Но, к сожалению, абсолютно не реализуемая на практике». И пока Максим смотрит на него, потеряв дар речи, абориген произносит фразу, ради которой братья Стругацкие до последнего хотели этот роман все-таки написать. «Мир не может быть построен так, как вы мне сейчас рассказали, — говорит абориген. — Такой мир может быть только придуман. Боюсь, друг мой, вы живете в мире, который кто-то придумал — до вас и без вас, — а вы не догадываетесь об этом».
Есть большой Голливуд, есть арт-хаус. Большой Голливуд, если и касается темы целенаправленного «оморлочивания» народа, то только в комедийном ключе, понарошку. А арт-хаус никто, кроме дозволенной группки эстетов, всё равно не смотрит и не читает. Ну а эстеты — кто они? Да тоже — асоциальные.
Появился отличный сюжет. Антиутопия. Морлоки и элои живут рядом. Их практически невозможно отличить. Они одинаково допущены к благам цивилизации. Разница незначительна. Морлок, в отличие от элоя, должен три часа выполнять порученную ему работу. Они — уборщики, сантехники, рабочие и другой обслуживающий персонал. Только три часа в день, но если он уклоняется от трудовой повинности или просто опаздывает на рабочее место — его расстреливают.
Кстати, да. Тоже киношный вариант. Всё перемешано, все зависают в одних и тех же местах, только некоторые периодически срываются и куда-то убегают. Можно первосортный боевик сладить. Только, боюсь, в реальности и этот сценарий не сработает. Атомизация атомизацией, но главный товар любого общества — понты. А понты нереализуемы без возможности соотнести свои благА с благАми соседа. Личное общение может быть и через компьютер, это ничего не меняет. Главное — наличие социальных слоёв. Страт, так сказать. А они, кстати, и без Интернета достаточно виртуальны.
Насчет понтов — абсолютно точно. Это тот самый неперебиваемый человеческий фактор, который делает невозможным коммунизм и технокоммунизм. А еще понты сильнейший довод в пользу того, что общественные связи никогда не оборвутся, какими бы технологическими новинками не искушали людей. Всего будет вдоволь, а понты останутся. Это верно.
Часть 3
Элита и морлоки
Не являются ли эти пороки всего лишь самой низшей ступенью социальных пороков, столь обычных иной раз среди тех, кто стоит высоко? В этом шарообразном мире, в коем одни круги включены в другие, нужно ли нам совершать утомительное путешествие с верхней ступени на самую нижнюю, чтобы в конце концов убедиться в том, что они находятся по соседству, что крайности соприкасаются и что конец нашего путешествия совпадает с исходной его точкой?
Чарльз Диккенс
Глава 6
Претензии элиты на уникальность
6.1. Уэллс, элои и морлоки
Кажется странным, что в современной футурологии так мало внимания уделяется прогнозированию социальных конфликтов. Это трудно объяснить, поскольку даже самые общие представления о неизбежных изменениях, которые обязательно произойдут с обществом, были бы крайне важны для понимания будущего. Нам известно, что общественные отношения изменятся, а вслед за ними станут иными и условия жизни людей, их надежды, мечты и желания. Не останутся прежними представления о морали и нравственности, определяющие социальное поведение. Законы и инструкции будут переписаны. Мир станет другим. Но каким? Способны ли мы рассказать о нем хоть что-то?