Габриель Ламбер - страница 11
Фабьен вытащил часы, прижал палец к артерии на запястье и через минуту сказал:
— Шестьдесят шесть ударов — удивительное самообладание. Если ваш противник не святой Георгий, он будет мертв.
— Дорогой Оливье, — спросил Альфред, обернувшись к нему, — ты готов?
— Я? — спросил Оливье. — Я жду.
— Ну что ж, тогда, господа, — сказал Альфред, — ничто не мешает вам покончить с этим делом.
— Да, да, — закричал г-н де Фаверн, — да, быстрей, быстрей, черт побери!
Оливье посмотрел на него с едва заметной презрительной улыбкой, потом, видя, что тот сбросил сюртук и жилет, сделал то же.
И тут обозначилось еще одно различие между этими двумя людьми.
Оливье был одет с очаровательным изяществом, он полностью привел себя в порядок для поединка: на нем была сорочка тончайшего батиста, свежая и тщательно плиссированная, сам он был чисто выбрит, его волосы вились, словно только что из-под щипцов камердинера.
Шевелюра же г-на де Фаверна, напротив, говорила о его беспокойной ночи.
Очевидно, он даже не причесался со вчерашнего дня, его волосы были взлохмачены, во время этой неспокойной ночи борода его отросла, а жаконетовая сорочка явно была та же, в которой он спал.
— Решительно, этот человек мужлан, — прошептал мне Оливье.
Я вручил ему одну из шпаг, в то время как другую дали его противнику.
Оливье взял свою за клинок, едва взглянув на нее: можно было подумать, что это трость.
Господин де Фаверн, напротив, взял свою за эфес, два-три раза взмахнул клинком в воздухе, потом обмотал руку шейным платком, чтобы тверже держать шпагу.
Оливье снял перчатки, но счел ненужной предосторожность, принятую его противником. Только тогда я заметил белизну и женственность его руки.
— Итак, господа! — воскликнул г-н де Фаверн. — Итак?
— Итак, я жду, — ответил Оливье.
— Начинайте, господа! — скомандовал Альфред.
Противники, находившиеся в десяти шагах друг от друга, сошлись. Я заметил: чем ближе к противнику подходил Оливье, тем мягче и улыбчивее становилось его лицо.
Лицо его противника, напротив, приобретало черты свирепости, чего я от него не ожидал, глаза его налились кровью, а цвет лица стал пепельным.
Я начал разделять мнение Оливье: этот человек был трусом.
В то мгновение, когда шпаги скрестились, его губы приоткрылись и стали видны судорожно сжатые зубы.
Оба приготовились к бою и встали в позицию друг против друга, но если поза Оливье была простой, легкой, элегантной, то поза его противника, хотя и соответствовала всем правилам искусства фехтования, казалась напряженной и угловатой.
Было видно, что этот человек научился владеть оружием только в определенном возрасте, тогда как другой, будучи истинным дворянином, играл рапирами с раннего детства.
Господин де Фаверн атаковал: его первые удары были быстрыми, частыми и точными, но после этих первых ударов он вдруг остановился, удивленный сопротивлением своего противника. Действительно, Оливье парировал его выпады так же легко, как он это делал на состязаниях в фехтовальном зале.
Господин де Фаверн побледнел еще больше, если это было возможно, а Оливье стал еще улыбчивее.
Тогда г-н де Фаверн сменил положение, присел немного, расставил ноги, как это делают итальянские мастера и повторил те же выпады, но сопровождая их выкриками, практикуемыми для устрашения противника полковыми учителями фехтования.
Однако это изменение в атаке не оказало никакого влияния на Оливье: не сдвинувшись ни на шаг, не уступив ни пяди, не ускоряя своих движений, он продолжал бой. Его шпага скрещивалась со шпагой противника или отражала ее удары так, будто он мог предвидеть заранее все выпады г-на де Фаверна.
Как он и говорил, у него действительно было невероятное хладнокровие.
На лице г-на де Фаверна от бессилия и усталости выступил пот; мускулы на шее и руках натянулись, как веревки. Рука его явно устала, и было видно, что если бы шпага не удерживалась на запястье шейным платком, то при первой же более активной атаке противника она выпала бы из его руки.
Оливье, в противовес ему, продолжал играть своей шпагой.
Мы молча следили за поединком, исход которого нетрудно было предугадать заранее. Как и сказал Оливье, г-н де Фаверн был обречен.