Галактическая баллада - страница 41
Ах, забыл самое главное! Любовь! Любовь, черт ее подери! Не ту, конечно, домашнюю, обязательную, неизбежную, как газета или утренний кофе, — а другую, запрещенную, осужденную всеми (громким голосом) и всеми восхваляемую (шепотом), гедонистическую, вдохновляющую, ту, которая, отметая все прочее, доставляет вам наслаждение почувствовать себя героем, вором, преступником — но только не примерным гражданином порядочной Франции. Да, в этой любви есть почти все: и дрожь опьянения, и чувство счастливого осла, и подарок, который тихомолком вы преподносите себе самому, и, наконец, — нарушение одной из божьих заповедей…
Я более или менее был уже готов сообщить Ртэслри свой ответ, но Бан Имаян, не знаю почему, вдруг поднял руку:
— Подумайте еще, Луи, есть время. Речь идет о самом большом, непреходящем удовольствии. О том, что не подвластно времени…
Ртэслри посмотрел на Бан Имаяна и вздохнул. Мне показалось, что Бан Имаян был немного смущен.
Отбросил я и любовь — она совсем не принадлежала к удовольствиям, которые не подвластны времени… Тогда? Взгляд мой случайно упал на пальцы моей правой руки — на них остались несмытые пятнышки лиловых чернил, какими я любил отмечать в рукописи наиболее важные мысли… Господи, как я мог забыть свою работу!
Удовольствие задумчиво грызть карандаш и калякать глупые фигурки на листе бумаги, в то время как твоя мысль комбинирует факты, воображение лепит лица, картины, события, а сердце переливает свою теплоту в холодную, блаженную лихорадку мозга. Как я мог забыть те минуты, когда, отбрасывая все заботы, развлечения, боли, радости, амбиции, ощущал в себе духа-созидателя, духа-творца того мира, который не существует нигде, кроме моих мыслей и поэтому он — реальнее всего остального? Это великое наслаждение — плутать, находить, отбрасывать, радоваться маленьким открытиям, потому что они — твои, и верить в созидательную силу своего разума?..
— Думаю, что я нашел ответ, уважаемый Ртэслри, — сказал я. — Моим самым большим удовольствием, мне кажется, была моя работа историка.
— Ага, — сказал Ртэслри, — понимаю. Она вам приносила или, по крайней мере, обещала принести те листки бумаги, как они назывались… Те, при помощи которых на Земле можно приобрести много вещей…
— Деньги?
— Да, деньги. И кроме того, — признание, славу…
Я кивнул, но что-то в его тоне заставило меня насторожиться.
Действительно ли только в этом заключалось удовольствие от моей работы?
— Да, все это меня соблазняло, Ртэслри, — признался я. — Но это далеко не главное…
— Да? — воскликнул Бан Имаян. — А что, Луи? Что было главным?
— Моя мысль, — тихо сказал я. — Сам процесс мышления.
Реакция Высшего совета меня удивила. Ртэслри посмотрел на меня и пробулькал с явным сомнением. Зато Бан Имаян и Лала Ки булькали во всю силу. Бен Коли им вторил. Было даже страшно обычному человеку видеть это невероятное выражение веселия на их непроницаемых и печальных превенианских лицах. Смеялись, конечно же, надо мной, другой причины не было, и я уже был готов рассердиться (мы, французы не занимаем слов, когда нас обижают), но бульканье стало утихать.
— Луи Гиле, — услышал я голос Бан Имаяна. — Вы даже не подозреваете, насколько мне приятен ваш ответ… Ртэслри, есть у вас еще вопросы?
Ртэслри молча пожал плечами. Мне захотелось воспользоваться хорошим настроением Бан Имаяна.
— Уважаемый секл, как я понял, я нахожусь здесь, потому что могу быть полезен вашей таинственной Миссии. Но когда кто-то участвует в предприятии, он имеет право знать, в чем оно заключается…
— Конечно же, Луи Гиле, — мягко сказал Бан Имаян. — По сути в нашей Миссии нет ничего таинственного, и мы могли бы сразу же раскрыть вам нашу цель. Но спрашивали ли вы себя когда-нибудь, что представляют собой слова? Они — лишь бледные тени реальности. Их легко забывают. А мы бы желали, чтобы вы запомнили то, что увидите и сами пришли бы к определенным заключениям… Пока мы можем раскрыть вам только это, — он подошел к «роялю» и нажал на какую-то клавишу. На большом экране появилось маленькое далекое созвездие. Потом оно стало приближаться — до тех пор, пока не заполнило весь экран, а звезды начали разлетаться и исчезать за его рамками. В конце концов там осталось и заблестело одно единственное светило.