Галактическая баллада - страница 45

стр.

— Все, что может расширяться, может и сужаться, Луи Гиле. Представьте себе меха аккордиона…

— Но это же совсем не плохо. — обрадованно сказал я. — Когда Вселенная начнет сужаться, все как бы соберется воедино и возникнет большая интимность. Мы сможем перепрыгивать со звезды на звезду, как прыгаем с камешка на камешек, переходя речушку.

Ртэслри забулькал со всей силой. Он еле успокоился.

— Милый Луи Гиле, это будет выглядеть несколько иначе. Когда наступит сужение, небесные тела начнут биться друг о друга, как рождественские яйца, и от этих ударов температура поднимется до нескольких миллиардов градусов. Едва ли мы сможем «перепрыгивать» куда бы то ни было.

— Да, будет жарковато, — задумчиво протянул я. — А что случится с нами?

— Хотите сказать с жизнью? С разумными существами? Будьте спокойны, мы снова возникнем при следующем расширении Вселенной.

— А потом?

— И потом то же самое. Повозимся с собой и с природой, достигнем совершенства и одним махом его уничтожим, сочиним стихи и неправдоподобные истории, станем убивать друг друга, станем искать истину и будем лгать, выдумаем Цели и Миссии, построим вавилонские и эйфелевы башни, овладеем Космосом и прочее. Единственной разницей будет, что мы — уже будем не мы, а будут другие.

— Ясно. Все — прах и в прах обратится… Ртэсли, так проповедуют кюре во Франции.

— Я не проповедую, а констатирую факты, — холодно возразил Ртэслри.

Да, но зачем они мне, эти факты? Я поспешил удалиться от мрачного пророка, благословляя небо; что родился в период расширения Вселенной. Во всяком случае мое настроение ужасно омрачилось. Такие дни бывали у меня и на Земле — все начинало казаться абсолютной бессмыслицей, и я неожиданно делал всякие глупости: напивался, или забрасывал куда-нибудь значок Патриотической лиги, или же забирался на крышу и принимался прохаживаться по самому ее краю к ужасу прохожих, или же шел в зоопарк и совал руку в клетку со львами — но ничего катастрофического со мной не случалось, как не случается с сумасшедшими.

У превениан, однако, валять дурака было невозможно. А мне было так тяжело, что не возникало даже желания диктовать историю земных цивилизаций. И однажды ночью, когда сужение Вселенной казалось почти ощутимым — я даже почувствовал, что почва под ногами стала гореть, — я дождался возвращения Йер Коли (она все еще занималась последствиями космического гриппа) и пошел к ней.

Йер Коли спала в полуметре от пола в своей черной ночной тунике, подложив руку под щеку. Я разбудил ее поцелуем в губы. Она широко открыла глаза:

— Луи, это — ты?

— Я, Йер, — прошептал я, ищя пуговки на тунике. — Я, Луи Гиле, землянин, твой названный муж. Пора подчиниться решению Совета.

Она только вздохнула, подвинулась и освободила для меня место на невидимой силовой кровати. Странное дело! Или она была слишком примитивной превенианкой, как однажды сама сказала, или я был слишком земным землянином, но так или иначе, облучения не потребовалось.

Неужели и это предусмотрел мудрый Бан Имаян?

Меж тем Большой космолет продолжал свой стремительный полет по Галактике. Идея перемещения пространства уже нашла практическое применение, и теперь мы преодолевали по нескольку парсеков в час. Остановились мы только раз на гигантском астероиде, совершенно пустом и лишенном атмосферы, для того, чтобы запастись каким-то веществом для превенианской «кухни». В этой кухне песок, скалы, металлы и пр. химическим путем превращались в салаты, вторые горячие блюда и десерты — блюда не менее изысканные, чем в парижском «Максиме».

Диктовка историй земных цивилизаций продвигалась. Я уже дошел до эпохи Рамзеса II. Зеленый хрустальный фонограф просто надрывался в моей руке. Преуспевала в своей беременности и Йер.

Каждый день она издавала бюллетень о своем самочувствии точно так же, как это делала, будучи молодой, наша привратница из Сен-Дени или Жорж Санд несколько раньше. Женщины остаются женщинами, в каком бы уголке Галактики они не появились на свет. Даже традиционная превенианская печаль как будто исчезла из взгляда Йер Коли — ее глаза блестели, он стала часто и очень нежно булькать.