Галицко-Волынская Русь - страница 41

Ученый приходит к следующему заключению: «…современники и не думали приписывать убийство Ярополка кому-либо из князей»[459]. Среди его аргументов наиболее интересным является такой: «…ясно говоря о побеге Нерадца к Рюрику, летописец обвиняет не этого князя, но дьявола и каких-то злых человек. Ясно, что современники не подозревали Рюрика в убийстве Ярополка…»[460]. Вспомним, что еще Η. М. Карамзин определял подозрение, лежащее на Ростиславичах, как «более несчастное, чем справедливое»[461]. К этим словам историков нужно прислушаться.

Действительно, невозможно объяснить, почему бегство в Перемышль убийцы Ярополка не стало для современников доказательством вины Ростиславичей, если подходить к данной коллизии лишь как к делу рук враждующих друг с другом князей. В то же время, летописец определенно указывает на «злыхъ человекъ» как на главных виновников случившегося, направлявших руку злодея. И хотя источник не сообщает никаких сведений об этих людях, ясно, что ими не могут быть ни князья, ни их дружинники. Убедиться в этом помогут следующие терминологические наблюдения.

По мнению исследователей, термин «человекъ» в летописном рассказе об убийстве Ярополка соотносится с термином «мужъ» в значении взрослый человек, мужчина'[462]. Это подтверждается также сопоставлением летописного свидетельства об убийце Ярополка с аналогичным по содержанию сообщением о зачинщиках ослепления Василька Теребовльского; в обоих случаях используется близкая по значению лексика: Нерадец был «от дьявол я наученъ и от злыхъ человекъ», а Давыда Игоревича «намол в ил и» на ослепление Василька «некоторые мужи», которым «влезе сотона в сердце»[463]. Как видим, слова «мужъ» и «человекъ» в приведенном контексте выступают как равнозначные термины, взаимозаменяющие друг друга. Летописец последовательно различает термины «князь», «княжь», «княжий» и термины «человекъ», «мужъ», «людье» и производные от них[464], исключение составляют лишь те риторические обороты, в которых князья соотносятся со всем родом человеческим[465]. Свое подтверждение находит и непричастность к убийству княжеских дружинников, поскольку «между дружиной и князем в то время еще существовало неразрывное единство, и за содеянное "ближними мужами" князь отвечал, как за собственные поступки»[466].

Для современников же сказанное в летописи значило куда больше: вопрос об истинных виновниках трагедии тогда вообще не стоял, поскольку было известно, что убийца бежал в Перемышль и, таким образом, выяснилось, кто должен нести ответственность за случившееся. На Руси издревле существовал обычай «гнать по следу» преступника, что, возможно, и было проделано в случае с Нерадцем. Согласно этому обычаю, зафиксированному в Русской Правде[467], та община («вервь»), куда приводили следы преступника, должна была выдать его или участвовать в его дальнейшем розыске[468]. Правовой обычай «гонения («сочения») следа» существовал в Галичине до XV–ХVIII вв, как процессуальная норма уголовного права, действовавшая на межобщинном уровне. В «гонении следа» в качестве истца участвовала вся община в полном составе под руководством своих выборных «урядов» («князя», «тивуна», «в атаман а»). Община-ответчик должна была либо «отвести след» от себя, либо выдать преступника, либо нести за него коллективную ответственность в установленном порядке. В «гонении следа» участвовали не только сельские, но и городские общины[469].

Убийство Ярополка вызвало на Руси большой резонанс, особенно значительный в церковных кругах. «Будучи верным сыном христианской церкви, свободно ориентируясь в политике европейских стран, на равных общаясь с правителями Европы не только благодаря родственным связям и всесторонней образованности, но прежде всего благодаря высокому авторитету Древнерусского государства, князь Ярополк-Петр оставил о себе добрую славу в светских и церковных памятниках католического Запада и православной Руси», — отмечает Н. И. Щавелева[470].

Не соответствует действительности утверждение некоторых историков о том, что это убийство осталось безнаказанным