Галицко-Волынская Русь - страница 9
.
Взглядам Е. А. Мельниковой, несмотря на их поддержку, высказанную некоторыми другими исследователями[79], присущ ряд серьезных недостатков, как общеметодологического, так и конкретно-исторического свойства. Прежде всего, совершенно неправомерно вести речь об универсальности «дружинного государства» как «древнейшей формы государства, которую в разное время переживали все народы, образовавшие позднее как рабовладельческие так и феодальные государства»[80]. Как уже отмечалось в литературе, весьма сомнительно, чтобы под категорию «дружинного государства» можно было подвести, например, античные полисы (вообще не знакомые с феноменом дружины в общепринятом значении этого понятия), а также большинство «варварских» государств раннесредневековой Европы[81].
В то же время, едва ли справедливы высказанные в адрес Е. А. Мельниковой упреки в стремление сузить смысл понятия государства, свести общее содержание этого понятия к одной из его составляющих. «Особенно наглядно порочность этого подхода, — пишет А. Н. Тимонин, — проявляется в свете системного видения проблемы. Даже в случае ограничения анализа одним только институциональным аспектом, государство теоретически мыслится в виде совокупности определенных институтов. С этой точки зрения любая из подсистем государства, например, военная, выглядит шире, чем у Е. А. Мельниковой. Наряду с княжеской дружиной эта подсистема включает и народное ополчение»[82].
Считаем необходимым заметить, что определение, предложенное Е. А. Мельниковой, не претендует и не может претендовать на исчерпывающую характеристику явления. Оно принадлежит к числу таких широкоупотребительных определений, в которых фиксируется только одна, но наиболее существенная сторона предмета, от которой зависит его общая оценка. В данной связи определение Е. А. Мельниковой не лучше и не хуже многих ему подобных, которые можно найти в современной литературе, например, «рабовладельческое», «феодальное» или «общинное государство». Главным методологическим недостатком построений Е. А. Мельниковой, как и некоторых других новейших авторов, на наш взгляд, является отсутствие должной определенности в понимании самого исследуемого предмета — государства как такового, — какими должны быть его наиболее универсальные признаки, в чем они проявляются, в какое время и при каких обстоятельствах происходит их формирование, наконец, в чем состоит процесс образования государства.
В нашем понимании образование государства есть процесс постепенного формирования его основополагающих признаков — публичной власти, налогов, территориального деления населения. Говорить о существовании государства в любых его формах и проявлениях можно лишь тогда, когда сформировались и существуют все эти признаки. До наступления такого момента речь может идти только о каких-то переходных к государственным формах и образованиях. Невнимательность к этой, на наш взгляд, наиболее существенной стороне государствогенеза выражается у исследователя в априорной и потому совершенно недостаточной посылке, из которой исходит все дальнейшее построение — «как бы ни определять государство, очевидно, что на Руси оно существует в конце IX в., не говоря уже о X в.»[83].
Не только с точки зрения методологии, но и в плане интерпретации конкретно-исторического материала концепция «дружинного государства» дает сбои, что вынуждены признать даже некоторые ее сторонники. Особенно наглядно это проступает в свете сравнительно-исторического анализа, при проведении параллелей с историей западнославянских государств, показывающих, что параметры «дружинной государственности» плохо применимы к Древней Руси: «Что касается главной особенности "дружинного государства" — использования дружины как основного или даже единственного аппарата управления, то, — по мнению Е. А. Шинакова, — это можно отнести лишь к Польше»; на Руси сохраняли свое значение другие органы власти и управления и, прежде всего, вече[84].
Третьим институтом общинной государственности является боярская дума («совет»), приходящая на смену совету старейшин родоплеменной эпохи