Галя Ворожеева - страница 12

— А ведь правда, мужики, неладно что-то, нечисто, — прошептал он. — В грудь толкат!

Смятение поднялось в избе, бабы креститься начали. Тогда пошел на улицу самый сильный, самый храбрый мужик Ефим. Был он всех выше и всех шире. Выдвинулся он в сени, а мужики за ним, жмутся друг к другу. Из сеней с опаской выбрались на крыльцо. Ефим, очертя голову, ринулся вперед, во тьму, в сумятицу вьюги, и тут же отлетел, повалился на толпившихся сзади. Эх, и подхватились тут мужики! Давя друг друга, роняя шапки, застревая в дверях, бросились обратно в избу.

Троша лязгнул крючком, закрыл дверь.

— Чо же это такое, мужики? — растерянно спросил он.

Ну, побубнили еще недолго о всяком непонятном и страшном, да и улеглись вповалку на полу — остались ночевать.

А утром, как только рассвело, опять толпой выбрались в сени, приоткрыли дверь, высунули на волю лохматые башки. Вьюга уже стихла, заметенный двор был пуст. Только у крыльца стояли, заваленные снегом, сани. Их оглобли, стянутые сыромятным ремнем, были задраны и нацелены на крыльцо.

— Никого нету, — пробасил Ефим.

Троша истово перекрестился и кинулся с крыльца, ударился грудью о тугой ремень между оглобель и отлетел обратно на крыльцо.

— Нечистая сила! — завопил он, бросаясь к мужикам. И тут же захохотал. И все поняли его проделку, смущенно зачесали в затылках, в бородах, стыдливо запосмеивались.

А скоро уже вся деревня смеялась над мужиками, над нечистой силой.

И с тех пор стоило кому-нибудь заикнуться о дурном глазе или еще о какой-нибудь чертовщине, как сразу же кто-нибудь произносил фразу, ставшую вроде присказки: «Оглобли, паря, оглобли!»

И еще рассказывали бывальщину о том, как Троша один задержал трех браконьеров.

Жили в селе три брата Жеребцовы. Били они птицу и зверя круглый год, без всяких правил, брали рыбу из озер всякими запрещенными способами. Это были отпетые грабители природы. И все в деревне закрывали глаза на их разбой — боялись их. А они, чувствуя это, наглели все больше и больше. И вот как-то во время нереста перегородили они речку сетью и — знай себе — гребут рыбу с икрой. И вдруг за их спинами раздался крик:

— А ну, кончай воровство!

Повернулись братья, а на них ружье смотрит.

— Ни с места! — скомандовал Троша. Да крепко скомандовал, по-офицерски. Ошалели братья. У Троши не только в руке ружье, но и еще одно дулом торчит из-за спины, а на поясе граната болтается.

— Ты чо это? Ты чо это? — заговорили братья.

— Молчать! Я за себя не ручаюсь! — яростно заорал Троша. — И чтоб без глупостей, а то шарахну из ружья, да и гранатой угощу. Я ее еще с гражданской храню для таких, как вы. Сеть вытащить!

Братья переглянулись трусовато, черт, мол, знает, что может выкинуть этот полудурок. Еще действительно ахнет гранатой. Ишь, как выворотил свои шары! Заторопились братья Жеребцовы, свернули сеть и зашагали в село, как миленькие. Троша с позором проконвоировал их через всю деревню до сельсовета, выкрикивая по дороге:

— Смотрите, люди добрые! Смотрите на грабителей природы!

А потом вся деревня потешалась над браконьерами. Оба ружья у Троши оказались испорченными, без курков, а граната была сделана ребятишками из чурки, для игры в войну…

Теперь дяде Троше было уже семьдесят лет, но он все еще чудил, все еще не оставлял свои веселые розыгрыши. И тяга его к жизни не гасла. Вот и сейчас он подтолкнул механизаторов на интересный для него разговор о космосе.

— Я как-то слушал но транзистору выступление космонавта Севастьянова, — неторопливо заговорил Кузьма Петрович, — он рассказывал, как из космоса увидел нашу Землю. Глянул на нее с высоты в двести пятьдесят километров, и первое, что удивило его, — это размер земного шара! Он оказался махоньким, земной-то шар! Вот как! Мы землю пашем-пашем, пашем-пашем, умотаемся, и кажется нам, что нет конца полю. Или вот взять Владивосток. Ведь он представляется нам где-то у черта на куличках! А все наше государство? Это же ведь махина. Попробуй-ка объезди его. А с высоты человек взглянул и увидел, что земной шар маленький и что на нем очень много воды.

Кузьма Петрович интересовался освоением космоса и читал об этом все, что мог достать. Вообще-то он был не очень разговорчивым, но о полетах космонавтов поговорить любил.