Галя Ворожеева - страница 14
— Вот, товарищи, строгий приказ: ноги вытирайте! — крикнула она трактористам.
— Есть, товарищ командир! — козырнул Шурка.
Ребята, вытирая ноги, входили в дом, оглядывались: всем были приятны и портреты на стене, и выскобленный стол, и душистая черемуха, и чистейшие окна.
— Ну, Галина, ты хозяйка! Я, пожалуй, на тебе женюсь, — заявил Шурка.
На рассвете в стекло веранды забарабанил дождь и разбудил Галю. Она вообще-то любила дождики. Сладко дремлется под их шум. Но вот как в дождь пахать и сеять?
Кузьма Петрович открыл дверь, и на веранду ворвался ветер, шум, на пол зашлепали капли. Оглядев небо, он вернулся и сказал:
— Обложной. Дрыхните, ребята, делать нечего.
— Значит, будем загорать весь день, — сонно проговорил Шурка.
— А то и несколько дней. Вот как зарядит, земля раскиснет, и никакой трактор не потянет, — откликнулся Стебель и сладко, с воем зевнул.
— Теперь весна. Мочит день, а сушит час, — возразил Кузьма Петрович. Он лег, закурил, на веранду пополз дымок.
На кухне заливисто храпел дядя Троша, точно с упоением пел на всякие лады.
— Вот старина дает, — пробормотал Шурка.
Гале нравилось все, что она видела и слышала: и шум дождя, и сонные разговоры, и произнесенные фразы — все это было таким домашним и родным, словно Галя спала не на полевом стане, а у деда с бабкой в избе своего детства.
Когда человек вместе со всеми живет, работает, делит заботы, радости и горести, он чувствует себя частью человеческой, разумной жизни, и от этого ему хорошо и покойно. Все для него естественно, все так, как надо. Вот эта причастность к общей жизни, это родственное чувство к людям, к деревьям, к лугам, к птицам, к зверью и пришедшее от этой причастности светлое состояние души и есть, пожалуй, счастье.
Галя, конечно, не думала об этом, да и не могла думать, потому что это состояние приобщенности к жизни было для нее естественным состоянием. Она некоторое время смотрела, как по стеклам извивались струйки, как в дожде и ветре мотались уже зеленеющие березки, а затем с наслаждением свернулась калачиком. Ей на миг показалось, что вот-вот с ней должно что-то случиться хорошее, что-то должно грянуть в ее жизни удивительное. Слушая стрекот дождинок, она представила Виктора. «Здравствуй!» — мысленно сказала она ему и вдруг поняла, что ей нравится Виктор.
Галя привстала, прислушалась к близкому рокоту трактора, а потом, выбравшись из-под одеяла, быстро оделась и выскользнула на крыльцо.
Небо в грядах дымных туч походило на огромную, сказочную пашню. Холодный ветер вспенивал лужи, на неуютной земле мотались березы в мелких, ребристых листочках.
Из недр дождика доносились железные голоса тракторов — это кончила работу ночная смена. Галя прижалась к дверям. Шум тракторов усиливался. «Иди в дом, иди», — приказала она себе и все-таки осталась на крыльце.
Недалеко остановился трактор, и из кабины выскочил Виктор. Спасаясь от дождя, он побежал по лужам, одним махом взлетел на крыльцо.
— Здравствуй, — неожиданно совсем по-другому сказал он Гале и ладонью вытер свое забрызганное лицо.
Ее удивил этот тон. Она увидела в петельке его комбинезона белые кисти черемухи. Они пахли, они были свежими, мокрыми и даже как будто бы радостными.
— Как пахали? — спросила она осторожно, все еще не доверяя его дружескому тону.
— С вечера нормально, а на рассвете, в дождь, расквасило, и начали друг друга вытаскивать.
Поглядывая на Галю с ласковым любопытством, Виктор закурил и вдруг произнес:
— Слушай, ты, оказывается, училась у моей тетки?
— А кто твоя тетка? — ожидая какого-нибудь подвоха, настороженно спросила Галя.
— Тетя Надя… Надежда Ивановна!
— Вот как! — изумилась Галя. — Ты это правду говоришь? Я ее очень люблю.
— Она сестра моей мамы.
— Ой, да что ты говоришь?
Будто и не было между ними стычек, язвительных насмешек и колкостей.
— А где твоя мама?
— Умерла. Отец снова женился, а я вот сюда уехал, к тете Наде. Между прочим, она и дядя Миша много хорошего говорили о тебе. А они кого попало не полюбят, — засмеялся он и слегка взъерошил ее волосы. Галя покраснела — так у нее на душе стало хорошо.
— Я у них часто книги брала читать.