Гамарджоба, панове! - страница 3

стр.

Мы молча шли, продираясь через очередь потных тёток-«предпринимателей», орущих от жары и невнимания детей, переступая и перепрыгивая через чужие сумки и баулы. Пройдя через «внутренности сарайчика», парнишка, отвлёкшись от семечек, выдернул из моих рук паспорт и зашёл в какую-то ободранную дверь. Мою спину щекотали любопытствующие взгляды моих бывших попутчиц. Я невольно пожал плечами, мол, «сам не знаю, что происходит» и на всякий случай улыбнулся курносой худенькой соседке. Мой проводник вышел вместе с пожилым мужиком «по гражданке» и буркнув:

– Поедешь с ним, паспорт у него, – исчез за дверью.

Мужик, смерив меня доброжелательным понимающим взглядом, протянул руку.

– Михалычем меня зовут. Велено до места доставить. Трансфер, так сказать, ежели по грамотному. Вон тудой идём, – показал направление новый знакомый, махнув рукой в сторону стоящей невдалеке голубого цвета «Нивы».

– Владимир Григорьевич, – представился я своему новому знакомому.

– Ты, Володьк, рюкзачок свой на заднее сидение брось, в багажник не надо. А то на каждом блокпосту будешь мне тут багажником хлопать, а у меня там замок тугой –, распорядился Михалыч, открывая дверки видавшей виды «пожилой» «Нивы».

Сразу за самой Успенкой мы воткнулись в ещё один «хвост» очереди. На этот раз хоть и выборочно, но машины останавливали и проверяли вооружённые люди. Первый блокпост Донецкой народной республики. У кого просто документы смотрели и пропускали дальше, но были и такие, чьи машины просто выворачивали наизнанку, а их хозяева растеряно стояли рядом, беззвучно открывая рты и нервно жестикулируя. Нашу «Ниву» остановили. К машине подошли двое бойцов, один из них глухо бросил:

– Из машины выходим, документы показываем.

Михалыч достал из внутреннего кармана своей жилетки мой красный российский паспорт, свои синего цвета «корочки» и протянул в открытое окно. А мне, сразу засуетившемуся, спокойно сказал:

– Сиди, Вова, сиди.

Боец на пару секунд открыл «корочки» Михалыча, два раза моргнул, читая, и тут же вернул документы. Потом, молча, кивнул в сторону второго бойца и тот снял стопор с конца шлагбаума. Красно-белая труба тяжело поднялась, поддаваясь противовесам и наш голубой отечественный «проходимец» энергично рванул, согласно указателю, в сторону столицы республики городу Донецку.

– Не волнуйся, Володь. Паспорт отдам, когда все блокпосты проедем, так будет правильно, – закуривая, сказал Михалыч.

– И много их ещё?

– Хватает. ДРГ жить мешают. Это диверсионно-разведывательные группы по-военному. А чего у тебя, Вова, глаза такие красные? Пьющий, что ли? – улыбнулся сквозь прокуренные усы Михалыч.

– Да, нет! – усмехнулся я проницательности своего сопровождающего –, сосед в купе храпел, как вепрь, всю ночь. Да и мысли в голову лезли всякие. Сам понимаешь… не к тёще на блины.

– Понял тебя. Так ты сидушку то откинь и кимарь себе на здоровье. А я, ежели чего, разбужу, – участливо посоветовал Михалыч.

А я так и сделал. Сон был неглубокий. Я бился головой о борт «Нивы» на поворотах, слышал, как негромко матерится Михалыч, объезжая колдобины и жуткие выбоины на асфальте. Даже сон приснился. Снилось мне, будто сижу я за длинным свадебным столом. Оказывается дочка моя – Ксюха, замуж выходит. А одет я в камуфляж и на столе передо мной «калаш» лежит с двумя перемотанными синей изолентой спаренными рожками. А вокруг все в бальных платьях, смокингах. Шикарно всё так, музыка торжественная. Хрустальные бокалы с шампанским поднимают за здоровье молодожёнов. А у меня почему-то в руке кружка эмалированная, а в кружке спирт! Ну, я встаю и ищу глазами молодых. И вижу рядом с моей роднулькой, рядом с кровиночкой моей, стоит какой-то негр и мама её. То есть жена моя бывшая. Отомстила, таки, гадюка. А негр тёщу обнимает, бутерброд с чёрной икрой жрёт и скалится так в мою сторону, сволочь кучерявая! Негр?! А тут кто-то, видно из его родственников, как заорёт:

– Горька-а-а-а! Давайте выпьем за новую семью! Семью Петренко!

– Что? Негр, да ещё и хохол? – ору я, передёргивая свой «калашников».

– Володя! Володьк, просыпайся, подъезжаем уже, – хлопает меня по коленке Михалыч.