Гарнизон в тайге - страница 84

— Разве вам плохо у меня?

— Да нет, — и Люда окончательно смутилась. Шафранович смущение девушки понял по-своему, взял ее за руки и как можно сердечнее сказал:

— Не отпущу. Две чертежницы на УНР, а мне десяток нужен. Это ведь мой самый ударный участок, Люда…

Неженец отдернула руки, поднялась и быстро вышла.

После работы Люда долго стояла около штаба и ожидала, когда выйдет Шаев. Она знала часы, в которые он покидал кабинет и уходил к красноармейцам на стройку. Она дождалась этой минуты. Помполит вышел из политчасти, постоял на крыльце и быстрой походкой направился к лесозаводу. Люда выбежала навстречу.

— Сергей Иванович, можно с вами переговорить?

Он улыбнулся. Девушка поняла это как разрешение и торопливо заговорила обо всем, что ее волновало. Она передала подробно свой разговор с Шафрановичем.

Шаев не проронил ни одного слова Люды, хотя то, что говорила девушка, было похоже на каприз.

А Люда спешила высказать все, что накипело на сердце. Она даже задыхалась, так торопливо говорила. Когда она кончила, Шаев вежливо сказал, что ничего не понял.

Тогда Люда горячо сказала:.

— Когда я читала о героях, я была восхищена! Мне рассказывали о Дальнем Востоке сказочные вещи. Я приехала, и мне сделалось досадно: люди здесь самые обыкновенные, — с болью произнесла Люда и запнулась. Она посмотрела на Шаева глазами, полными разочарования и мольбы.

— А задавали ли вы себе вопрос, почему это произошло?

— Нет, — тихо ответила девушка.

— Когда говорят о героях, — сказал он, — то стараются найти в них что-то выделяющее их от других. А это обмануло вас, Люда. Они — самые обыденные люди…

Шаев говорил с нею, как со школьницей, и все улыбался. Он отдыхал душой. Помполит спросил, обязательно ли ей менять профессию.

— Да, да! И как можно скорее, — выпалила Люда.

— Это сделать нетрудно, жалеть не будете? Тогда можно, — и он заговорил о том, чего она не ожидала. — Ваш участок работы самый важный, и вы, Люда, незаметный, но герой на своем участке. Сколько вас чертежниц? Двое! А работы сколько? Вы у всех на виду. Каждый человек дорог и незаменим на своем участке…

Странно, Люда никогда не думала, что работа чертежницы может быть героической. Чертежница — героиня?! Нет, она не представляла себе этого. Слова Шаева переворачивали ее прежние представления.

А помполит так же наставительно, как учитель в классе, объяснял, что на нее, Люду Неженец, затрачены государственные деньги, что она должна теперь отработать на том участке, который ей поручен.

«Калька, рейсфедер, тушь, опять калька, рейсфедер, тушь, — думала Люда. — Нет, в работе чертежницы не было того, о чем я мечтала, что хотела увидеть на Дальнем Востоке. А, впрочем, он говорит очень правильно», — слушая его, размышляла Люда. — Я должна полюбить профессию чертежницы. Меня послал сюда комсомол».

— Хорошо, я пока остаюсь, — не совсем уверенно сказала Люда.

— Если хотите, я помогу перейти на другую работу, — уловив колебание девушки, умышленно подчеркнул Шаев.

— Нет. Спасибо вам, Сергей Иванович, — Неженец протянула руку, а потом быстро направилась к корпусам.

Шаев посмотрел ей вслед, ласково подумал:

«Разведчица героического! Ты еще найдешь себя, дорогая девушка, и героизм придет к тебе со временем. Хорошее племя комсомолии растет!»

Милашев несколько раз перечитывал резолюцию Мартьянова на возвращенном рапорте: «Не музыку продвигать нужно, а боевые песни». Теперь Милашев не сомневался в том, что командир не понимал музыки. Однажды капельмейстер рассказал ему, как Мартьянов настаивал, чтобы оркестр разучивал только песни и марши.

И действительно Милашев заметил: играл духовой оркестр марш, пелась песня красноармейцами — светилось лицо командира. Казалось, преобразился человек. Думая так, Милашев все ближе склонялся к решению научить Мартьянова понимать и чувствовать всю прелесть симфоний Чайковского, Бетховена, полюбить Грига, Моцарта, Шуберта.

Однажды вечером Милашев пошел на квартиру к командиру. Когда он вошел в комнату, то удивился: у окна сидел Мартьянов и наигрывал на гармошке знакомую мелодию. Это была старинная русская песня. Милашев поздоровался. Командир положил гармошку и встал. Гимнастерка на нем была расстегнута, ремень висел на спинке стула. Таким Милашев видел командира впервые. Мартьянов понял его замешательство и первым подошел, протянул свою огромную руку.