Гарри Поттер и три старых хрыча - страница 8

По мере приближения к дому на Тисовой улице настроение Гарри ухудшалось. Он украдкой взглянул на Дадли, тот тоже, против обыкновения, не злорадствовал над кузеном. Когда дядя Вернон открыл дверь, Гарри почувствовал, что что-то было сильно не так. Дядя был сам на себя не похож, и от этого становилось очень неуютно. Он не кричал, не стремился защитить Дадли, не набрасывался на Гарри, а вообще, казалось, переживал в этой ситуации больше всего за мисс Стрит. От этого, кстати, становилось еще более стыдно. А когда дверь за мисс Стрит закрылась, вот тут-то и грянул настоящий, всамделишный гром. И тем сильнее в воображении Гарри он был, чем тише говорил дядя Вернон. Сердце мальчика готово было выпрыгнуть, ужас методично пережевывал кишки, но очень сильно поддерживало то, что в этой чудовищной ситуации он оказался не один. И речь шла вовсе не о новых жильцах в его голове, которые слова дяди восприняли совершенно наплевательски, никак на них не прореагировав. Речь шла о Дадли, бледном как мел. Дадли вцепился в руку кузена, как он цеплялся на рождественской распродаже в понравившуюся игрушку, и на второй этаж они поднимались, как взбираются осужденные на эшафот. Никто ничего не говорил, и до комнаты Дадли они добрались в абсолютной тишине. Так же молча разделись. Страшно было до заикания. Они лежали на кровати Дадли, прижавшись друг к другу, и слушали шаги из коридора. А потом дядя Вернон зашел... И, несмотря на боль, в сознание Гарри в очередной раз прорвалось удивление. Ведь Дадли рядом страдал в том числе за то, что тот обижал Гарри. Мальчик даже подумал, что это было оно самое… Которое во славу Анубиса! «Во славу Птаха, юнец!» — поправил его каркающий голос.

А потом они с Дадли, заплаканные, лежали на одной кровати, сцепившись и периодически всхлипывая. Так они и заснули, крепко и без сновидений.

Боги существуют. Это неоспоримый факт. И все истинные жрецы знают это, ведь их посвящение в сан принимают только боги самолично и никто другой. Но несмотря на этот простой и очевидный факт, многие жрецы предпочитают суету мирской жизни высшему служению. И даже сам светлейший Хорнеджитеф был не лишен этого грешка. Порой он излишне увлекался придворной жизнью и высоким искусством интриги, но всегда держал в голове высшую ценность, освященную богами. Ценность жизни. Жизнь для него была не просто продолжением существования. Она была его священной обязанностью. Жить, поддерживать жизнь, пестовать ее во всех ее проявлениях — вот в чем заключается высшее благо. И было логично, что он сделал всё, чтобы его собственная жизнь была длительной и насыщенной. Он спокойно явился на суд богов в своё время. Но восстав через тысячи циклов в голове маленького мальчика, он совершенно не собирался прекращать свое существование. Он намерен был прожить столько, сколько возможно, пусть и в такой форме. И это значило, что юнец тоже должен прожить как можно дольше. Он начал первым:

— Старейшины! Юнцу, коего решились мы опекать, грозит опасность! Опасность, чья суть противна самим богам! Ведь существо, чьи жалкие остатки поселились в голове юнца, убоялось суда богов, как раб боится плети господина! В своей мерзкой трусости разделило оно саму душу свою, отправив Шуит в голову юнца. Я спрашиваю вас, старейшины, потерпим ли мы такое соседство? Дадим ли нечестивому ступать по землям царств, собрав свои души за счет жизни юнца?!

Светлейший Хорнеджитеф сделал сложное движение рукой, и между тремя старцами появился уродливый младенец, чья кожа была покрыта чешуёй, нос представлен двумя щелями, а глаза злобно сверкали краснотой. Младенец явно ничего не соображал, а лишь размахивал ручками и ножками. Зрелище было преотвратным.

Ван Юншен — в прошлом правый непреклонно-смелый общеначальствующий пристав самой северной из императорских тысяч Срединной империи — конечно, был монахом. То есть он по определению должен был быть добрым и всепрощающим. С другой стороны, как бы долго ни был ты монахом и насколько бы уединенную, созерцательную и мирную жизнь ты ни вел, сложно скомпенсировать более сотни лет войн и те тысячи людей, которые погибли благодаря твоему полководческому таланту. К тому же достопочтенный Ван Юншен был не буддийским монахом, для которого каждая без исключения жизнь является настоящей и единственной ценностью. Преподобный Ван Юншен был даосским монахом, то есть больше ценил естественный порядок вещей. И вот это существо, на его взгляд, определенно не относилось к естественному порядку вещей. Хотя, конечно, всё сущее есть Дао, и всё, что происходит, происходит по замыслу Дао…