Гарри Поттер и три старых хрыча - страница 9

— Дао подобно глубокой реке, чем глубже его течение, тем сложнее его заметить, — коллеги обычно с грустью отмечали, что мудрейший Ван Юншен всегда говорил о том, что Дао подобно реке, когда не знал, что сказать, или не понимал, что происходит. — Так что я считаю, что тварь должна умереть! — эта фраза была больше похожа на команду, которую услышала бы вся конная сотня посреди боя. Те же коллеги даже с большей грустью отмечали, что военная служба оставила в душе честнейшего Ван Юншена слишком глубокий след.

— Только играющий кот задирает кролика, чтобы повеселить душу. Волчица задирает кролика, чтобы накормить волчат, — Черный медведь был далек от философских концепций, но он прожил сложную жизнь, в которой существенное место занимала борьба за существование. И был твердо убежден, что абсолютно любое действие должно приносить пользу и способствовать выживанию.

Для двух других подселенцев идея пользы тоже была не пустым звуком, отчего они сначала очень уважительно посмотрели на Черного медведя, а потом очень хищно — на в общем-то и не такого уродливого младенца. Даже симпатичного в чем-то, если употребить его правильно… Все трое глубоко задумались. Младенец перестал ворочаться и замер. Где-то в лесах Албании так же замер на ветру дух очень злого темного волшебника. Развитой интуицией опытного мага он чувствовал, что сейчас с ним должно случиться что-то плохое.

Вообще, концепция добра и зла и связанная с ней концепция света и тьмы достаточно стара. Еще зороастризм имеет черты этой идеи. Но по-настоящему она раскрылась только в христианстве. А всё человечество и вовсе завоевала только в средневековье, а то и позже. Все три старца были значительно древнее тех времен и умерли до того, как эта идея стала действительно популярна. Ну, то есть они, конечно, не были темными магами, ни один из них. Но и светлых — или хотя бы нейтральных — магов в их времена не существовало. Поэтому каждый из них знал множество интереснейших вещей!

— Здесь нет алтаря, — грустно прокаркал светлейший Хорнеджитеф, печально поигрывая извлеченным непонятно откуда тупым жертвенным кинжалом.

— Наверное, его можно просто съесть, — Черный медведь был большим докой по поеданию различной магической пакости для собственного усиления (вне зависимости от уровня разумности этой пакости). Но тут… Духовная сущность, съеденная тремя другими духовными сущностями для усиления физической сущности, в которой они все вчетвером обитают… Это даже звучало слишком сложно, чтобы рассчитывать, что из этой идеи выйдет хоть что-то путное.

— А ведь осколок бессмертного духа может быть очень интересным компонентом для приготовления киноварной пилюли бессмертия… — находчивый Ван Юншен за свою долгую жизнь сварил и употребил три пилюли бессмертия, и вообще был увлекающимся алхимиком.

Последний раз светлейший Хорнеджитеф занимался алхимией, чтобы отравить свою многочисленную родню. То есть в глубокой юности. Конечно, храмовый курс обучения жреца тоже включал какие-то знания в этой области, но исключительно теоретические. Интересы светлейшего были в других областях. Тем не менее он честно попытался припомнить всё, что знал из алхимии и что было применимо в данной ситуации. Жрец был в достаточной степени уверен, что зелья редко состояли из одного-единственного компонента. Это первое, что он припомнил. Но других компонентов тут особо не наблюдалось. И это было логичным. В конце концов, они были не в реальном мире, а в Ка юнца. Тут по определению не могло быть других компонентов. И где их взять? Разве что вызвать… Хм… Вызвать…

— Старейшины, а не призвать ли нам несколько злокозненных духов из чертогов Сехмет? Дабы укрепить пилюлю искусного мастера…

Да, интересы светлейшего лежали далеко от области алхимии. А вот от области, которую потомки назовут демонологией, его интересы лежали не очень далеко. Даже, скорее, близко к этой области лежали, чего уж там.

Тем временем Черный медведь пристально рассматривал чешуйчатого младенца. Сам индеец считал себя скорее охотником, чем шаманом. Он не успел закончить обучение из-за смерти учителя и долгие столетия блуждал по лесам, охотясь на разных магических существ. И хотя Черный медведь никогда не смог бы превратить спичку в иглу, британские волшебники безусловно сочли бы его магистром трансфигурации. Сам Медведь этого слова, конечно, не знал. Но он умел смотреть. Смотреть пристально, в самую суть. А потом повторять эту суть (но это уже совсем другая история). Сейчас он смотрел на сжавшегося младенца, как будто понимающего, что дни (а скорее, часы) его сочтены. Старый индеец смотрел и видел, что данный маг особенно хорош в искусстве полета и мог говорить со змеями. Немного говорить с хранителями водоёмов Черный медведь мог и сам, но этот маг был в данном искусстве особенно талантлив.