Гай Юлий Цезарь. Злом обретенное бессмертие - страница 3

– Причем здесь дети – они ничуть не умоляют твоих достоинств, Сервилия. Для меня ты навсегда останешься самым дорогим человеком.

– Ты прекрасно понял, Гай Юлий: когда я вспомнила о детях, то имела в виду свой возраст.

– Давай не будем вспоминать о возрасте – я древний старик в сравнении с тобой.

– Кстати, Гай Юлий, – хитро улыбнулась Сервилия, – я хочу познакомить тебя с моей дочерью Юнией.

– Зачем тебе это нужно, моя красавица?

– Я знаю, что Юлий Цезарь падок не только на чужих жен. Не чужды ему и юные создания. Возможно вдвоем с дочерью мы сможем удержать тебя в Равенне.

– Сервилия, порой ты проявляешь обо мне такую заботу, что я неловко себя чувствую, – невозмутимый Цезарь на этот раз произнес сущую правду.

– Что не сделаешь для любимого человека.

– Я помню Юнию прелестным ребенком, – в голосе Цезаря зазвучал плохо скрываемый интерес. – Насколько я понимаю, ребенок уже вырос?

– Она достаточно большая, чтобы великий развратник смог оценить ее женские прелести.

– Сервилия, ты делаешь из меня чудовище, – мужчина шутливо возмутился. – Однако буду соответствовать созданному тобой образу. Ты готова пожертвовать честью дочери?

– Я на все готова, лишь бы ты подольше оставался рядом. А честь – ее когда-нибудь женщине придется отдать. Так лучше, пусть будет блистательный Цезарь, чем римская посредственность, кичащаяся древним происхождением.

– Умеешь и ты сказать приятное, дорогая Сервилия, – отблагодарил комплиментом за комплимент Цезарь.

– Итак, Гай Юлий, в котором часу ты отправляешься воевать со своими дикарями?

– В восемь часов утра. Спешить не буду, так как не знаю, когда еще доведется поспать в роскошной постели и с такой восхитительной женщиной, как ты, Сервилия.

Цезарь потянулся к влажноватым чувственным губам собеседницы. Та игриво отстранила Гая Юлия и закончила разговор.

– Итак, решено. В половине восьмого я представлю тебе дочь Юнию. Возможно после этого ты не будешь спешить в Косматую Галлию[2] и задержишься на день-другой.

Дочь Сервилии оказалась очень похожей на мать, то есть, такая же красивая, но в силу разницы в возрасте в чертах Юнии присутствовали воздушность, хрупкость – присущие комнатному экзотическому цветку. Ростом она была гораздо выше матери, и даже Цезарь смотрел ей в глаза снизу вверх. И еще один контраст – более существенный – заметил Цезарь: девушка густо покраснела, когда ее представляла мать.

Сервилия же, отчасти, и нравилась Цезарю за неуемность фантазии в любви, которая часто переходила в откровенное бесстыдство, вульгарность и распущенность. Само собой разумеется, пороки благочестивой родовитой патрицианки проявлялись только в общении с Цезарем наедине. И Гай Юлий был в восторге от безумных выходок Сервилии до сих пор, но теперь покоритель Галлии, не отрываясь, смотрел на Юнию.

– Ну, так как, Цезарь, остаешься с нами?

– Нет, Сервилия, я должен ехать, но постараюсь вернуться как можно скорее.

– Ты не застанешь нас в проклятой Равенне.

– Я найду вас, мои обольстительницы, в Риме или другом городе, где вы решите остановиться. Я пойду за вами на край света. Как только вы услышите, что мятежные галлы разгромлены, знайте – я на пути к вам.

– Последняя просьба, Цезарь: присмотри за моим сыном Марком. Я знаю его смелость и желание всегда быть первым и поэтому прошу тебя, как мать – не поручай Марку опасные дела. Вместе со мной просит поберечь брата и Юния.

Едва прозвучало ее имя, девушка вновь покраснела и бросила несмелый взгляд на Цезаря.

– Сервилия, твой сын настоящий воин! Он не теряет голову в опасности, и ему чуждо глупое бахвальство, присущее его ровесникам. – Цезарь обратил взор на юное создание. – Не беспокойся, Юния, я буду заботиться о твоем брате, как о собственном сыне.

Шестой год Цезарь вел жестокую войну в Трансальпинской Галлии. Он начал ее по собственному желанию, не считаясь ни с мнением сената, ни с интересами Рима, ни с законами. Он вторгся в неведомые земли со слепой верой в то, что он, Гай Юлий Цезарь, рожден для великих дел, потому что верил в свою счастливую звезду, в собственную исключительность. И коль не нашлось для Цезаря дела в Италии, которое могло соответствовать масштабам его ума, энергии, планов, то он не придумал ничего лучшего, как завоевать Галлию.