Газета Завтра 1205 (1 2017) - страница 34

стр.

Вадим КЛИМОВ. Допустим, в первом номере журнала "Опустошитель" было опубликовано эссе, в котором сюрреалистом назывался Денис Евсюков, который претворил бретоновский сюрреалистический акт в действительность. Думаю, "Опустошитель" стал первым, кто рассмотрел поступок Евсюкова с такой позиции. Несколько лет назад был скандал с Ларсом фон Триером, когда его речевой поток на пресс-конференции журналисты приняли за выражение симпатий к нацистам, осудили, назвали персоной нон-грата, отлучили от Каннского фестиваля. Европейскому человеку фон Триеру пришлось оправдываться, но это, конечно, было представление в духе дадаистов. Именно так интерпретировал жест Триера Александр Дугин. Но и сам Дугин в 2014 году попал в схожую с Триером ситуацию, уже на более серьёзном уровне, когда его речь на российском телевидении частью зрителей была воспринята как призыв убивать украинцев. А это было выступление в духе такого мизантропического дискурса. Те, кто подобные контексты распознаёт, конечно, получили удовольствие от их появления на центральном телеканале. Это был великолепный культурный жест. Но либеральная аудитория восприняла это дремуче дико, стала собирать подписи за отстранение Дугина от университета. Это как раз говорит о том, что никакого постмодернизма нет. То есть люди живут реалиями начала ХХ века, способны воспринимать исключительно "в лоб", не понимая ни художественного значения, ни каких-то метафорических аспектов. Словно не то что постмодернизма, а даже модернизма не было.

"ЗАВТРА". Вы же не просто коллекцию крайностей каких-то собираете? Тем более многие темы не новы. В чём смысл "опустошительского" радикализма?

Вадим КЛИМОВ. В том, чтобы не быть отчуждёнными от сути вещей. Антиэкстремистские инициативы с одной стороны и политкорректность с другой направлены на всё большее сокращение поля зрения. Чтобы человек видел не всё, а некую удобную для социального консенсуса часть, чтобы не возникали неудобные вопросы, которые могли бы привести к неудобному поведению. Понимаю, что замалчивание, контроль на первых порах, возможно, позволяют избежать агрессии, насилия, но в дальней перспективе, через годы, проблема поднимается уже в усугублённом виде. Цель "Опустошителя" — не сужать поле зрения человека. Как минимум, человека, интересующегося нашим проектом. И раз уж политкорректность или антиэкстремизм закрывают даже от интеллектуалов важные идеи, парадигмы, от которых не следует отказываться, мы должны к ним возвращаться, их актуализировать. Несмотря на их полулегальный или нелегальный статус. В этом для нас важность радикализма.

«ЗАВТРА». Прозвучало слово «некрасиво». А что красиво для «Опустошителя»? Понятно, что вы не наслаждаетесь уродством как красивым, но и уродства-то не избегаете…  

Вадим КЛИМОВ. Конечно. Само понятие претерпело изменения, уже нет красивого самого по себе, оно всегда красиво в некоем контексте. Вспоминается финал фильма Триера «Эпидемия», где женский персонаж  блюёт на стену. Светлая стена, резкое освещение. Сложно представить, как это может быть красиво. Но у Триера это действительно выглядит красиво за счёт заданного настроения, атмосферы, контекста, продуцированного сюжетом картины. Поэтому речь идёт о синтетической красоте или синтетическом уродстве. Расширяя синтез, то мы можем сделать так, что объекты, не меняясь сами по себе, будут восприниматься либо как красивые, либо как уродливые.

К тому же, как мне кажется, в художественном процессе вообще нельзя отказаться от субъективизма. Скорее всего, сегодня не существует объективных параметров оценки художественного уровня. И сам я могу публиковать тексты, которые, на мой вкус, не особо удачны, но так или иначе подходят «Опустошителю». Хотя, конечно, основной корпус публикуемого я считаю качественным и важным. 

"ЗАВТРА". Сегодня есть литература массовая, модная, литература "толстых журналов", сетература. Между собой эти литературы могут вообще не пересекаться. Где вы ищете литературу "Опустошителя"? Ведь литературный радикализм может быть предельно примитивным? Или наоборот: автор шлёт проклятия городу и миру, но при этом далеко не радикален?