Газета Завтра 1245 (41 2017) - страница 34

Короче. Считая себя сторонником аполлонической красоты безжалостно строгих форм, я не был склонен к сантиментам относительно личной неустроенности одинокого творца. Во-первых, аполлонический гений всегда одиночка, а во-вторых, хмельную любовь к людям ему испытывать не с руки – он должен нести лишь испепеляющее презрение к человечеству. Тут либо теплая влага мятущейся души, либо обжигающий холод несгибаемого духа. Tertium non datur.

Оказалось, что «datur».

Я долго отказывался посетить Музей Ван Гога в Амстердаме, но на этот раз уступил той, которой рано или поздно уступаю всегда. И оказалось, что да, наша сила в слабости проявляется! Ни толпы восторженных почитателей, ни обилие материалов не убили во мне проснувшийся вдруг интерес к художнику. Здесь, в Амстердаме, он оказался дома, я смог взглянуть на него неотстранённо. Ван Гог без искажений предстал в его семейном кругу деловых и братолюбивых голландцев, заботливых к своим родным едва ли не религиозно-догматически. Шире! Летняя поездка в Прованс вдруг по-новому осветила последние годы жизни художника, вовлекла меня в сомнительное путешествие внутрь его нездорового ego. Сухие слова музейных табличек о пребывании Ван Гога в сумасшедшем доме унесли пессимиста в опасное плавание к центру безумия, а потом вышвырнули на берег гуманистом в среду гуманистов. Я оказался дома. Вокруг был наполненный воздухом свободы Амстердам, каждый житель его хотел протянуть мне, зануде и мизантропу, руку помощи. И я робко принял примерно сотню их.

Вечером того же дня я оказался в зале Нидерландской национальной оперы. Был премьерный вечер балетов Ханса Ван Манена, хореографа известного и не скажу, что любимого. Мастера чествовали за его многолетний труд, а я сарказмом думал о священном предмете, известном многим русским как «переходящее красное знамя». Я помнил московские показы Ван Манена.

Но все равно пошел на «Оду мастеру», Ode aan de Meester.

Мой скепсис в Голландии был посрамлен!

Вечер балетов открыл Первый концерт для скрипки с оркестром Сергея Прокофьева, и я вдруг заметил, что Ван Манен музыкален не менее, чем Начо Дуато, который всегда удерживал первое место в моем личном рейтинге музыкальности хореографов. Что-то более определенное сказать о Ван Манене пока было сложно, но я чувствовал, что автор балета вовлекает меня в свою игру: дома он оказался совсем не таким, как в экспортном исполнении, он дал понять, что работа с «перемещенными ценностями» и для него не легкий, но и не безрадостный труд. Он открывал моего Прокофьева, переводил на голландский, а я, совершая мысленно обратный перевод, адаптировал под себя танец, интерес к которому возрастал.

Прорывом стало второе отделение. Аутентичность и современность во всем: национальная тема, Луи Андриссен, «Симфонии Нидерландов», 1974, нотки «ревущих двадцатых» в музыке, прекрасные ансамблевые сценические разводки, которые так и хочется назвать «строевыми упражнениями». Не вдруг, но поймал себя на том, что именно в мыслях о La Belle Époque сложились для меня Нидерланды, а с Первой мировой связано их суровое мужество. С этой же эпохой – хорошо к нынешнему дню настоявшаяся порочность. Что имя Нидерландов – Мата Хари, а Амстердам – город из песни Курта Вайля «Ballad of the Soldier's Wife» в большей степени, чем из песен Жака Бреля.

Уже этого было бы достаточно, чтобы не считать свой поход в театр дежурно-обязательным, а я ведь пока не увидел Анну Оль, мою любимую нидерландскую балерину из Сибири.

Однако еще до Ани Ханс Ван Манен сумел поразить меня вторично. Начались «Сарказмы» Сергея Прокофьева, балет для пианиста и пары танцовщиков, а я вспомнил номер «Старик» хореографа, который видел много раз в исполнении Малахова и Вишнёвой. Нравился ли мне это маленький спектакль? Да, но казался немного затянутым, русские жестче, быстрее, злее и веселее, чем голландцы: в нашей атмосфере созерцание по-настоящему смешного произведения казалось непозволительно роскошным по временной затратности. Глянули, все ясно, дальше! Теперь я буду смотреть «Старика» другими глазами: голландскими, привыкшими к удвоенным гласным не там, где они удваиваются у нас.