Газета Завтра 855 (14 2010) - страница 37
Это было сложное время, и оценивать его столь же сложно. Поэтому остановимся на фильме Владимира Хотиненко, который предлагает как раз чёткую и определённую позицию. Мнение, которое в наше время разделяет как государство российское, так и Русская Православная Церковь во главе с Патриархом Кириллом.
В центре картины — собирательный образ русского батюшки по имени Александр Ионин. Есть у него и реальный прототип — отец Алексей Ионов, чьи воспоминания легли в основу сюжета. Мы не увидим в фильме сложную рефлексию героя, его сомнения, или напротив — стойкую идеологическую убеждённость. Простодушие — его главная отличительная черта. Недаром он окружает себя детьми, легко находит для них нужные интонации, порой и сам реагирует на происходящее, как ребёнок. Такого человека сложно упрекнуть в коллаборационизме, он слишком не от мира сего, а потому и сама проблема отступает на второй план.
Несколько идеализированный образ сглаживается игрой Сергея Маковецкого, который вдохновлялся личностью отца Иоанна Крестьянкина. Правда, когда в начале фильма батюшка приезжает в Ригу, облачённый в характерную чёрную шляпу, трудно избавиться от мысли, что главный герой внешне куда больше смахивает на раввина. Но к середине картины это ощущение проходит целиком и полностью.
Итак, отец Александр с женой Алевтиной (Нина Усатова) прибывает в село Закаты Псковской области, и тут же начинает восстанавливать храм. На куполе горит звезда и расписан он картой СССР, а над входом красуется табличка "Клуб имени Кирова". Именно здесь, до войны, сельский парень Лёха (Кирилл Плетнев) смотрел со своей невестой "Александра Невского", отплясывал на танцах, признавался в любви. Потом случилась война, Лёха ушел на фронт, а его девушку потехи ради убили немецкие солдаты. Теперь вырвавшийся из окружения парень примкнул к партизанам. И с неодобрением взирает из лесов на то, как сакральное место его любви модернизирует какой-то приезжий поп.
Другая сюжетная линия затрагивает еврейскую тему. Ещё в Прибалтике, в самом прологе фильма мы видим анекдотичного еврея, который жалуется отцу Александру на свою нерадивую четырнадцатилетнюю дочь Хавочку (Лиза Арзамасова). Мол, отрекается от веры отцов, от рук отбивается. Девочка и впрямь принимает святое крещение с именем Ева, и именно это — как объясняют нам в фильме — спасает её, единственную из всей большой семьи, от фашистских лагерей. "Дщерь иерусалимская" (так называет Еву матушка Алевтина) следует за отцом Александром в село Закаты. И становится его приёмной дочерью.
В Закатах продолжается жизнь. Пьют самогонку в пост полицаи, снимают на камеру и фото "убогую русскую жизнь" рядовые немцы, но церковные службы помогают православным не терять надежду на лучшие времена. Отец Александр сострадает соотечественникам, пленённым в расположенном неподалёку лагере Саласпилс, возит им продукты и лекарства, поддерживает духовно. Но когда в деревню входит Советская Армия, ситуация меняется в корне. Становится ясно, что настоящие звери находятся по другую сторону баррикад. И отца Александра ждут унижения, избиения и все дальнейшие ужасы Гулага.
Таков фильм "Поп", который уже окрестили в прессе и "православным лубком" и "манифестом церковного власовства". Но мы остановимся на художественных особенностях этого произведения.
У ленты большие проблемы со сценарием. При всём уважении к сложности темы, всё же нельзя так! Речь идёт даже не о построении сюжета, а о сопутствующих ему виньетках. Если рядовой немец — то обязательно Ганс и губная гармошка, если праздник Покров — то обязательно идёт красивый, открыточный снег, если кино в селе псковском — то "Александр Невский", а если кино в то же село привозят немцы — то непременно "Триумф воли" Лени Рифеншталь. Если в кадре бушуют травы — то это иван-чай, если алеют ягоды — калина. Полное ощущение, что фильм ориентирован на Запад. Не хватает только медведей с цыганами где-то на периферии — в старом Голливуде непременно поместили бы оных в партизанскую землянку. Нет здесь и естественного воздуха, свойственного, к примеру, фильмам Эмиля Лотяну, которые при всей национально-природной китчевости никогда не выглядели "клюквой".