GEDENKBUCH. Книга памяти немцев-трудармейцев - страница 7

После дня отдыха одетым армейцам уже нужно было выходить на работу в лес. Обворованные не получили другой обуви и фуфаек, и им пришлось остаться в бараке. В то же утро, когда снаружи рассвело, примчался начальник, мощный мужчина в длинной шубе и валенках, и гневно заорал: «Одеться и немедленно выйти во двор!» Мы узнали в нем коменданта Тимшера, который обращался с нами, армейцами, особенно бессердечно и всегда, как мне казалось, скалил зубы. Мы быстро оделись во все, что у нас было, и вышли во двор. На некоторых была только легкая верхняя одежда, кое-кто натянул на ноги рукавицы. Я был в тонких носках и низких, привезенных еще из дома галошах.

15 минут начальник обыскивал барак, ничего не смог найти и вышел во двор свирепый как бык. По его приказу мы, 19-20 армейцев, встали по четверо в ряд и зашагали к воротам. Там перед нами встал охранник, а начальник ушел, наглядно продемонстрировав свою власть и наше полное бесправие. Мы долго и послушно стояли на 30-35-градусном морозе, будто натворили что-то совсем неположенное. Мы ли были повинны в том, что нас обокрали заключенные, работавшие неподалеку?

Через полчаса мы больше не могли терпеть. Вскоре все мы начали тихо плакать, у охранника с оружием тоже навернулись на глаза слезы. Однако начальник не показывался. Плач перешел в рев, самые слабые рухнули на землю. Только после этого воя пришел начальник и указал рукой на барак. Это унижение долго не давало нам покоя и убедило нас, что человеческая жизнь здесь стоит недорого.

Чтобы мы помаленьку издыхали, нам давали только 300 граммов хлеба в день и дважды водянистый лагерный суп, который мы пили из миски как чай. Армейцы, ходившие на работу, получали 600 граммов хлеба, трижды суп и черпачок (похожий на баночку из-под крема) жидкой каши без жира.

От такого скудного питания люди все больше слабели, некоторые заболели поносом и вынуждены были оставаться в вонючем бараке, который никогда не проветривался. Не показывался ни один врач, будто все было в полном порядке. Никто не мог помыться в бане, так как здесь ее попросту не было. Паразитам - клопам и вшам - очень вольготно жилось в темном помещении. Это ужасно, когда ты ощущаешь, как иссыхаешь, и чувствуешь, что с тобой обращаются не как с человеком.

Через месяц или немного больше никто уже не мог работать, и пришел приказ возвращаться в Тимшер. Теперь для всех босых нашлись новые ватные чулки, но лаптей к ним нам не дали, и мы так и отправились.

Нам понадобилось 12 часов, чтобы добраться до головного лагеря. Нам не позволили войти в лагерь такими грязными и вшивыми. Пришлось провести бессонную ночь в мастерской. В 6 часов утра нам, 50-60 армейцам, разрешили пойти в баню.

Петер Дамзен, бывший учитель из Эндерса, с которым мы по пути шли рядом, попросил меня стянуть валенки со своих больных ног. Это мне удалось с трудом, и тогда я увидел его отмороженные пальцы на ногах. В тот же день врач ампутировал пальцы.

В бане нашу постоянно грязную и завшивевшую одежду прожарили над специальной печкой, которая называлась прожаркой. Вместо мыла для мытья каждому намазали на руку темную массу.

После завтрака нас осмотрела медкомиссия. По состоянию задницы и видимости ребер большинство из нас отправили на месяц в 5-ю секцию стационара. Там мы, так называемые слабосильные, день и ночь лежали на двухэтажных койках. В этой переполненной комнате 12 на 10 метров находились 90-95 невесомых людей. Мой вес составлял в это время не более 41 -42 килограммов. Так было и у других армейцев, потому что нам давали одну и ту же еду.

Мы, слабосильные, получали 600 г хлеба в день и трижды суп с небольшим количеством каши. Голод был велик, некоторые приносили картофельные очистки из мусорного ящика за столовой и жарили их на железной печке. Через неделю мы начали выходить, чтобы подышать свежим воздухом.

Не тяжелая работа была виной наших страданий, а недоедание, плохое снабжение и бесчеловечное обращение в сталинском каторжном лагере Тимшер.

В соседних бараках вместо рабочих располагались 1 -4 секции стационара. Ночью через окно мы видели, как из лагеря вывозят нагруженные сани с трупами. Бывший армеец Тимшера Фридрих Руш рассказал мне в 1991 г. следующее: «Весной 1943 г. я был так изможден, что больше не мог работать на лесоповале. Мне разрешили плести лапти в хозроте. Однажды меня послали в лес, чтобы принести сухой золы. По дороге я наткнулся на массовое захоронение. Картина была ужасная: из снега торчали руки, ноги и даже головы мертвецов. Трупы зарывали только тогда, когда оттаивала земля».