Гений - страница 4

стр.

— Но милая, ты же сама прислала мне список, — Кристиан достал свой новенький карманный компьютер и показал ей, — видишь, тут написано: «Комфорт».

— Да, верно, «Лотус Комфорт». — Тесса выхватила у него из рук палм. — Смотри! Написано: «Лотус комфорт», а не «Либеро Комфорт». И кроме того, мы всегда берем «Памперс Беби Драй». Всего неделю назад мы были в «Смарт-клубе» и набили всю машину «Беби Драй». Ты уже забыл?

— Да, действительно, просто я заблудился между полками, — улыбнулся Кристиан. — Вообще-то я помню, ты говорила, что памперсы лучше, но я…

— Да ты что, не можешь отличить памперсы от туалетной бумаги?

— Тесса, хватит уже! — сказал Кристиан с раздражением. — Не надо так беситься только из-за того, что я купил что-то не то. Не страшно, пусть у нас будет запасной пакет памперсов. А бумажное полотенце — абсолютно то же самое, что и туалетная бумага, разве что вдвое шире и в одной пачке сразу три рулона…

— Это во всех отношениях не то же самое, Кристиан. Бумажные полотенца используют на кухне, а не в туалете!

Тесса подбоченилась и сверкнула на него глазами.

Кажется, придется снова ехать в магазин. Он хотел было выразить протест, но тут же решил, что не стоит. У нее усталый вид, лицо раздраженное и измученное, волосы стянуты резинкой в хвост, на желтом свитере пятна от детской еды. Кроме того, он же обещал выполнять обязанности по дому как можно более аккуратно.

Кристиан сладко потянулся и пошел в спальню переодеваться. Он снял новый костюм в серую полоску и повесил на место в шкаф. Этот костюм Тесса купила ему на новогодней распродаже в «Фернер Якобсен». Затем достал штаны и чистую фланелевую рубашку. Наверно, Ибен, их новая помощница из Дании, погладила ее совсем недавно, потому что ему казалось, что он ощущает на коже слабое влажное тепло, исходящее от ткани.

Кристиан критически осмотрел свое отражение в зеркале, медленно провел пальцами по подбородку и ощутил щетину, обычно появлявшуюся к концу дня. Тридцать четыре года. И до сих пор никакого намека на старение: ни лысины, ни морщин, ни дряблости щек. Правда, под глазами темные круги, но это благодаря Саре и Хансу-Кристиану. Когда в доме двое маленьких детей, выспаться невозможно.

Он с удовольствием провел рукой по коротким черным волосам. Днем он заскочил в «Ла Бионда» и подстригся. В этом, конечно, не было необходимости, потому что он и так стригся регулярно, в давно установленные часы раз в две недели по понедельникам. Но в Париже надо будет выглядеть как можно презентабельнее: если ему удастся совершить сделку с «ELLE», то приоткроются двери для настоящего проекта.

Любуясь на себя в зеркало, Кристиан вспомнил разговор со своим братом Эрлендом, который был младше его на два года. Сегодня днем они встречались в «Габлере». После этой встречи Кристиан словно проснулся.


— …невозможно поверить, просто невероятно, как это я до такого додумался. Оно возникло в голове само, совершенно случайно. Я сидел и смотрел на офис, прямо здесь, только на десять этажей выше, и вдруг — бах! Идея выгодного бизнеса! — Кристиан, исполненный энтузиазма, отхлебнул «Перье» и улыбнулся брату. — Я точно не помню, кажется, это было где-то перед Новым годом. Это почти парадоксально, потому что не знаю, сколько раз я сидел вот так за столом и пялился на рекламный щит. Да ты и сам, наверное, знаешь, как можно таращиться на какую-нибудь вещь, все равно какую, и думать при этом совершенно о другом.

— Рекламный щит? — Эрленд откинул с глаз прядь волос.

— По-моему, он там уже целую вечность, во всяком случае, все то время, пока у меня офис в Ибсеновском квартале. Посмотри сам, — улыбнулся Кристиан и кивнул в сторону выхода, — он висит на противоположной стороне площади, рядом с отелем «Стефан».

Эрленд скептически взглянул на Кристиана и встал из-за стола. В «Габлере» были только они двое, что было вполне естественно, поскольку обед а-ля карт подавался позже. Обычно они приходили сюда на ланч и сидели за баром, но Кристиан так очаровал главную распорядительницу, что та пускала их в тихую внутреннюю часть ресторана. Там он и рассказал брату о том, что предназначалось только ему, и никто не мог подслушать.