Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи - страница 59
В ночь на 31 декабря Восточный экспресс доставил Димитрова в Вену. Столица бывшей империи Габсбургов старательно прятала под рождественскими румянами своё увядшее после войны лицо. Но Георгий отметил, что венцы по-прежнему влюблены в свой город на прекрасном голубом Дунае. Шофёр такси, подхвативший на вокзале чемодан солидного пассажира, одобрил выбор отеля: «Унион» недорог, там приличные завтраки, вышколенный персонал, а проститутки не осаждают постояльцев.
Димитров впервые предпринял поездку за рубеж по подложному паспорту. Новизна ситуации волновала. Ему пришлось расстаться с бородой и обзавестись узенькой полоской «буржуазных» усиков. Коммерсант из Салоник Соломон Йозеф, роль которого предстояло играть Димитрову, был одет в добротный пиджак, полосатые брюки и тяжёлое пальто с меховым воротником. Массивная трость, очки в золотой оправе, часы с золотой цепочкой и золотом же напечатанная визитная карточка дополнили облик спесивого торговца. Реквизит добывали у софийских знакомых, а Люба занималась «одеванием» Георгия, ссылаясь на свой венский опыт.
Вживание в образ произошло успешно. На следующий день «Соломон Йозеф» разыскал студента медицинского факультета Янкова, секретаря болгарской партийной ячейки в Вене, и тот не сразу догадался, кто перед ним. Димитров сообщил Янкову, что в ожидании отъезда в Москву он хочет подтянуть разговорный немецкий, познакомиться с новой литературой, получить представление о работе австрийских товарищей и, разумеется, побывать в знаменитой Венской опере.
Он окунулся в работу и без устали напитывался впечатлениями. Супруги Янковы стали его гидами и покровителями. «Вчера были в Staatsoper (прежней Hofoper), – сообщил он Любе 6 января 1921 года. – Нечто грандиозное! Вещи, которые давались, по содержанию ничего не стоили, но музыка, пение, постановка и сам театр – нечто неописуемое, великолепное! >Как я сожалел, что тебя не было со мной!»>54
Большим удовольствием было бродить по книжным развалам. Венские книготорговцы продавали в те годы много книг на русском языке, которые выпускались берлинским издательством «Скифы». Среди приобретений Георгия оказались однотомники Андрея Белого, Александра Блока, Сергея Есенина, Николая Клюева и других русских писателей.
Книги он отправлял в Софию, не забывая сопровождать каждую трогательной надписью, адресованной Любе. А первой немецкой книгой, купленной в Вене, была биография Шиллера, написанная Францем Мерингом. На ней появилась надпись: «Любе – пролетарской поэтессе и революционерке, моей единственной и незаменимой подруге сердца и души. Вена, 8.1.1921. Г. Д.».
Срок отъезда в Москву оставался неясным. «Международный конгресс отложен до весны: вероятно, он соберётся в апреле или даже в мае, – сообщил Георгий Любе. – Советовался здесь со знающими товарищами. Решили отложить мой отъезд на февраль или март, до этого я успею побывать на итальянском съезде, который состоится 15 января в Ливорно, потом вернусь в Вену на австрийский съезд, который начнётся 24 января с. г.»>55.
Упомянутым в письме съездам предстояло определить отношение той и другой партии к условиям вступления в Коминтерн.
В Ливорно Димитров неожиданно встретил Христо Кабакчиева – его направили из Москвы на съезд итальянских социалистов в качестве представителя Исполкома Коминтерна. В первый же вечер они рассказали друг другу о событиях, произошедших после прошлогоднего путешествия по Чёрному морю. Оказалось, что Кабакчиев и Максимов успели к открытию конгресса. Кабакчиеву довелось поработать в двух комиссиях, которыми руководил Ленин. Воспользовавшись этим обстоятельством, Христо попросился к нему на приём. К его удивлению, Ленин оказался хорошо осведомлён о болгарских делах. Он дотошно расспрашивал о Солдатском восстании и, похоже, скептически отнёсся к доводам Кабакчиева в пользу позиции невмешательства: «Значит, вы не вмешались в восстание, потому что были слабы, а восстание вспыхнуло стихийно?» – «Конечно», – ответил Кабакчиев. Ленин промолчал, но было видно, что ответ его не удовлетворил>56.
Димитров слушал рассказ с двойственным чувством. Ему снова стало обидно оттого, что ЦК в критический момент оказался не на высоте.