Георгий Димитров. Драматический портрет в красках эпохи - страница 60

На съезде итальянских социалистов разгорелся ожесточённый спор трёх фракций – коммунистов, реформистов и центристов. «На словах все принимают условия Интернационала, – сообщил Димитров Любе 18 января. – Этим утром оратор от реформистов заявил, что они поддерживают 21 условие Москвы. Однако по существу они неисправимые оппортунисты, которые приспосабливаются к настроениям масс. Раскол неизбежен и, вероятно, о нём станет известно завтра. Коммунисты составляют третью часть 2500 делегатов, но в самой партии они имеют твёрдое большинство»^>57.

Так и случилось: оказавшись при голосовании в меньшинстве, коммунисты вышли из Социалистической партии. Возникла Итальянская компартия, с деятельностью которой Димитров будет связан долгие годы.

А Италия… Италия промелькнула перед ним, как прекрасный сон, длинной вереницей меняющихся за вагонным окном картин. Долины с уютными селениями, одинокие замки на холмах, горные цепи, уходящие вдаль, альпийские озёра с заснеженными берегами, старинные города с полукружьями театров римского времени и средневековыми палаццо настраивали на лирический лад. «Этой ночью покидаю Флоренцию и через Милан – Инсбрук (самый короткий путь) возвращаюсь в Вену. Как был бы я счастлив застать тебя там, или, по крайней мере, вскоре увидеть тебя в Вене!.. – пишет он Любе 20 января. – То немногое, что я увидел в Италии, вызывает у меня сожаление, что ты не со мной. Тебе непременно надо увидеть природные красоты и античную прелесть Италии». Через три дня он шлёт ей «миллион горячих поцелуев» с крыши Миланского собора – «грандиозного и величественного». «Это великолепие, милая Люба, ты непременно должна увидеть», – снова повторяет он^>58.

В Италии Любе побывать не удалось, но в Вену она приехала, и они провели вместе почти месяц. Международный профсоюзный съезд снова перенесли, приурочив его открытие к окончанию III конгресса Коминтерна. Тянулись дни ожидания: чтение партийных изданий и книжных новинок, встречи с австрийскими товарищами, посещение митингов, музеев и театров. Иногда он замечал неумелую работу организаторов митинга, хотелось вмешаться и показать, как это делается в Болгарии, что, разумеется, было невозможно. Ведь он был всего лишь гость из братской партии, наблюдатель.

Приехал из Софии Васил Коларов, вместе они участвовали в совещании Балканской коммунистической федерации[27]. Прощаясь с Василом на венском вокзале, Георгий вынул из жилетного кармана золотые часы и попросил передать их владельцу – доктору Иванову.

Наконец поступил сигнал к отъезду. В Москву он добирался единственно возможным в то время маршрутом – через Германию. Люба осталась в Вене. Жизнь в австрийской столице оказалась на удивление недорогой, и накоплений из депутатского жалованья оказалось достаточно, чтобы оплатить пребывание Любы в удобной и дешёвой квартире с пансионом до его возвращения из Москвы.

В Берлине Димитров снова бродил по книжным развалам. Купил и отправил в Софию собрания сочинений Куприна, Лермонтова, Тургенева,

Чехова. То ли в Вене, то ли в Берлине он приобрёл увесистый том в тёмносером переплете – «Болгарско-французский и французско-болгарский словарь» профессора Маркова. Для этой покупки существовала веская причина. Кабакчиев рассказал, что Ленин с интересом просмотрел подаренную ему болгарскую партийную литературу и проявил интерес к болгарскому языку. По просьбе Ленина Кабакчиев даже пытался достать для него словарь, но не сумел. И вот, увидев словарь, Георгий тут же вспомнил об этом.

Из Берлина в Росток, затем пароходом через Хельсинки в Петроград и поездом в Москву – таков дальнейший маршрут Димитрова. Сохранилась почтовая открытка, отправленная им из Хельсинки в Вену 23 марта 1921 года (возможно, так было условлено заранее). Это означает, что в Москву он прибыл в самом конце марта или в начале апреля.

В итоге путь от Софии до Москвы занял целых три месяца, включая промежуточные остановки, дополнительные поездки и пересадки. Этого времени вполне хватило для того, чтобы греческий коммерсант Соломон Йозеф бесследно исчез, а Димитров вернул себе свой прежний облик и статус.