Геракл - страница 11
И сжалилась Гера.
Я не могу дать тебе муку большую, чем ты испытываешь теперь. Но я дам тебе муку, твоей равноценную! Нет ничего страшнее потерянной родины — нет ничего мучительней, чем неразделенная любовь! Я попрошу у Афродиты, вечно юной богини любви, страсти, которой будет тебе всегда недоставать. И чем горше будут твои думы о покинутой Греции, чем жарче будет пылать в твоем сердце огонь любви!
Гера сдержала слово. И теперь раб-эфиоп изнывал от испепеляющей страсти к своему божеству. Его мука была горше горшей еще от того, что, по повелению Зевса, он обязан был рассказывать своей госпоже о всех девицах и женщинах, о царицах и простолюдинках, которых великий мудрец и еще больший сластолюбец покрыл своим семенем. А Гера рыдала на груди эфиопа, и клочьями в ярости выдирала его черные космы. В ненависти швыряла в лицо предвестнику дурных вестей чем попадя, чтобы потом в слезах, с мокрым носом всхлипывать остатками уязвленной ревности, пока раб наводил в покоях порядок и бессмысленно лепетал на оскорбления: — Несравненная! Сладостная! Любовь моя!
Вот и сейчас Фионил лишь беспомощно мог глядеть на муки небесной царицы. Гера вдруг замерла тростником в погожий день. Плотно зажмурилась. Лишь из-под густых ресниц сбегали жгучие полоски слез, оставляя на душе влюбленного раба зияющие и дымящиеся серой раны.
Но богиня вдруг открыла глаза. Еще в уголках внутренней части век поблескивали слезинки, глаза были сухи.
Богиня крикнула:
— Едем! — и, подойдя к окну, сделала неслышимый знак своим бессмертным коням.
В любой час колесница была готова подхватить небесную царицу и мчать ее навстречу всему, что пожелает повелительница.
Фионил знал и ждал эти колючие взгляды из-под ресниц, словно короткий удар клинка. Эту сверхъестественную живость движений и — темный румянец щек.
Ходила молва, богиня Гера зла, мстительна и ревнива. Ее месть не знает меры и идет до конца.
Фионил лишь один знал, сколько слез и страданий выпадало на долю царицы, сам будучи ее злым демоном-вестителем.
И он страстно желал этих мгновений, когда дух царицы восставал, и из несчастной она превращалась в всесильную, всевидящую и всемогущую богиню богинь.
Припомнилась история вероломного Зевса и девицы Ио. Часто неверный муж обманывал Геру с другими. Но иссякло терпенье царицы. Ее гнева испугался сам Зевс, спрятав новую возлюбленную в коровью шкуру. Но женским чутьем отверженной женщины Гера угадала под оболочкой мирного животного ту, которая покусилась на любовь ей не принадлежащего. Мольбами и клятвами выпросила Гера ненавистную себе в подарок и спрятала подальше от сластолюбивых притязаний. Но Зевс ходил туча тучей, время от времени меча в окружающий сонм богов молнии и громы, пока не выискался искусник Гермес в наперсники отцу.
Гера была в бешенстве, когда узрела своего верного стоокого стража Аргуса сладко храпящим, а пещеру, где обитала Ио, пустой.
— Нет, великий Зевс! — вскричала богиня. — Так-то вы делаете подарки любимой супруге?!
И из гнева богини, из ее растерянности и отчаяния возродился на свет огромный овод. Посланный Герой, настиг овод беглянку, бессловесную тварь Ио, и жалил, и кусал ее. Но кровавые укусы были не так болезненны и мучительны, как болело измученное сердце Геры. Отчаяния добавила весть из далекого Египта, что судьба подарила подлой воровке дитя. Мальчик вырос и стал первым царем Египта. Столетия минули с тех пор. Выросло новое поколение правителей и героев. Но и сейчас давняя обида на мужа время от времени туманила прекрасное чело царицы.
Это была нестерпимая жизнь: даже не догадываться, а знать, что муж отдается сладким любовным утехам с другой.
В который раз Гера решилась взглянуть на соперницу — земную женщину, прельстившую великого бога богов, самого славного и мудрого на светлом Олимпе.
Изгнанники
Молодая женщина тревожно вглядывалась в ночь за окном. Фивы лежали в объятиях ночи. Но сон не шел к юной царице. Тоска о муже Амфитрионе была отравлена жуткими видениями, омрачившими самый светлый праздник в жизни любой женщины.
Алкмена, прекрасная дочь царя Электриона, была счастлива лишь в детстве да ранней юности, когда роскошь и богатства отца давали юной царице все мыслимые удовольствия. Утро жизни улыбалось Алкмене.